Рэмси смотрел на него, и ужас неторопливо вползал на его лицо, углубляя морщины вокруг носа и рта.
– Должно быть, вы не поняли их! – запротестовал он, заметно бледнея и с трудом выговаривая слова, словно язык и губы перестали ему повиноваться. – Это абсурдно! Вы полагаете, что это я… столкнул ее вниз? – Он судорожно глотнул. – Уверяю вас, мистер Питт, я считал эту особу самой докучливой, самонадеянной и бесчувственной женщиной, следующей весьма сомнительным нормам морали, однако я никоим образом не сталкивал ее. – Он вздохнул. – Более того, я вообще не прикасался к ней и не покидал эту комнату после нашего… разрыва.
Он говорил убежденно, со страстью, громким голосом и не прятал глаз от полицейского, однако был испуган. Страх был виден в капельках пота, выступивших на его лице, в блеске глаз, в том, насколько напряженным сделалось его тело.
Томас поднялся на ноги:
– Спасибо за потраченное на меня время, преподобный Парментер. Я должен поговорить с вашими домашними.
– Вы… вы должны выяснить, что произошло! – запротестовал Рэмси, сделав шаг вперед и остановившись. – Я не прикасался к ней!
Простившись с ним, Питт спустился вниз, чтобы найти Мэлори Парментера. Когда Брейтуэйт и Стендер поймут, что все дело полностью основывается на их показаниях, они могут вместе отозвать их, и тогда он останется ни с чем, кроме самого факта смерти и недоказуемого обвинения. И это в известном смысле может оказаться самым неудачным разрешением ситуации.
Суперинтендант пересек броский холл, из которого уже убрали тело Юнити Беллвуд, и нашел Мэлори Парментера в библиотеке. Тот смотрел в окно, по которому теперь барабанил весенний дождь, но немедленно повернулся на стук открывшейся двери. На лице его был написан вопрос.
Питт закрыл за собой дверь:
– Простите, что беспокою вас, мистер Парментер, но я не сомневаюсь в том, что вы согласитесь с тем, что я должен продолжить расспросы.
– Вполне понимаю вас, – нерешительно отозвался молодой человек. – Но не представляю, что могу сказать вам. Я не имею собственного мнения о том, что случилось. Все это время я находился в зимнем саду. После завтрака я вообще не видел мисс Беллвуд. Должно быть, она поднялась наверх, в кабинет, чтобы работать вместе с отцом, однако я не могу утверждать этого и не знаю, что произошло потом.
– Очевидно, они поссорились, как сказал преподобный Парментер и что подтверждают слышавшие ссору горничная и слуга.
– Это меня не удивляет, – ответил Мэлори, разглядывая свои руки. – Они ссорились достаточно часто. Мисс Беллвуд была слишком самоуверенна, и ей не хватало такта или понимания людей, чтобы воздержаться от выражения собственных мнений, которые следует называть в лучшем случае сомнительными.
– Вы не испытывали к ней симпатии, – заметил Томас.
Его собеседник резко поднял взгляд, обратив к нему карие глаза.
– С моей точки зрения, они были просто оскорбительными, – поправил он себя. – Но ничего личного я против нее не имел.
Похоже, ему было важно, чтобы Питт поверил в эти слова.
– Вы живете сейчас дома, мистер Парментер? – уточнил полицейский.
– Временно. Я скоро отправлюсь в Рим, чтобы поступить в семинарию. Я готовлюсь к принятию священного сана.
Молодой человек произнес эти слова с неким удовлетворением, однако наблюдая при этом за лицом собеседника.
– В Рим? – удивился тот.
– Да. Я не разделяю верований отца… как и отсутствия веры. Не хочу затрагивать ваши чувства, однако, на мой взгляд, англиканская церковь несколько сбилась с правильного пути. Теперь она кажется не столько религиозной, сколько общественной организацией. Такое решение стоило мне многих размышлений и молитв, однако я уверен в том, что Реформация была глубочайшей ошибкой. Я возвратился в Римскую Церковь[3]. Отец, естественно, не был доволен.
В данной ситуации Питт не мог сказать ничего такого, что не показалось бы глупостью. Он вполне представлял себе чувства Рэмси Парментера, когда сын явился к нему с подобной вестью. История раскола между двумя церквями – столетия кровавых гонений, проскрипций и даже мученичества – вошла в плоть и кровь народа. Всего несколько месяцев назад – точнее, в прошлом октябре – Томас сам имел возможность наблюдать вблизи за ирландскими политиками, увлеченными страстной ненавистью между двумя религиями. Протестантизму был присущ неизмеримо более критичный подход ко всему, вне зависимости от того, соглашаешься ты с его этикой или нет.
– Понятно, – проговорил суперинтендант мрачным тоном. – Едва ли можно удивляться тому, что вы находили оскорбительным атеизм мисс Беллвуд.
– Напротив, мне было жаль ее, – вновь поправил его Мэлори. – Прискорбно видеть, когда человеческое создание настолько сбивается с пути, что начинает считать, что Бога нет. Подобное мнение разрушает основания нравственности.
Он лгал. Это чувствовалось в резкости его тона, в быстро родившемся гневе в его глазах, в самой быстроте ответа. Как бы он ни относился к Юнити Беллвуд, жалости к ней этот молодой человек не испытывал. Либо он надеялся внушить эту мысль Питту, либо сам хотел поверить в нее. Возможно, он считал, что будущему священнику не следует ощущать гнева или осуждать кого-либо, тем более уже мертвого человека. Томас не хотел оспаривать основ морали, хотя возражение уже было готово сойти с его языка. Женщинам и мужчинам, нравственность которых основывалась на любви к человеку, а не на любви к Богу, имя было и есть – легион. Однако на лице Мэлори Парментера читалась некая преграда, делавшая обсуждение этой темы бессмысленным. Это было убеждение сердца, а не ума.
– Вы хотите сказать максимально дипломатичным способом, что мисс Беллвуд была особой сомнительной нравственности? – кротко спросил суперинтендант.
Мэлори был ошарашен. Он не рассчитывал на то, что ему придется отвечать, и откровенно не знал, что сказать.
– Я… я не могу сказать этого в каком-то определенном смысле, – принялся отрицать Парментер-младший. – Я подразумевал только то, как она говорила. Боюсь, что она выступала в защиту многих вещей, которые большинство из нас сочтет самонадеянными и безответственными. Но бедная женщина мертва, и я предпочел бы оставить эту тему.
Сам его тон подчеркивал, что он желает завершить данный разговор.
– Так значит, она излагала свои мнения в доме? – проговорил Питт. – Я хочу спросить, не ощущали ли вы, что она отрицательно влияет на членов вашей семьи или прислугу?
Глаза Мэлори удивленно округлились. Очевидно, такая мысль не приходила ему в голову.
– Нет, не могу этого сказать. Просто… – забормотал он и умолк, после чего заговорил немного увереннее: – Я предпочел бы не спекулировать на эту тему, суперинтендант. Мисс Беллвуд встретила свою смерть в этом доме, и мне все больше и больше кажется, что вас не удовлетворяет ее случайный характер. Я не имею представления о том, что случилось и почему, и не могу чем-либо помочь вам практически. Простите.
