Чтоб ребенок уснул, ему поют колыбельные песни. Дедушка Сема знал это и тоже пел мне, раскачивая кроватку. Каждый поет, что знает. А что знает дедушка Сема, у которого вся жизнь – ожидание ареста, и отдыхал он только тогда, когда его, наконец, арестовывали, а потом, за большую взятку, отпускали на свободу? На моем дне рождения я попробовала повторить кое-что из его репертуара. И испортила праздник. А дедушку Сему подвела под большую неприятность. Мама пригрозила, что его ноги больше не будет в нашем доме, чтоб избавить ребенка от его тлетворного влияния.
А песни хорошие. Честное ленинское! Куда лучше тех, что мы разучиваем в школе. Там мне продолбили голову песней про пограничников, в которой слова не петь надо, а кричать, как военные команды:
Стой! Кто идет?
Стой! Кто идет?
Никто не проскочит!
Никто не пройдет!
Дедушка Лева, который строил московский метрополитен и поэтому имеет бесплатный пожизненный билет, самый мягкий и вежливый из всех моих дедушек, услышав, как я напеваю это, не выдержал и, покраснев, как будто у него случился инсульт, завопил на всю квартиру:
– Чему вас в школе учат? Такими песнями из вас воспитают тюремных надзирателей и лагерных охранников!
Воровские песни знают еще два человека в нашей семье. Прадедушка Лапидус – старый большевик, который сидел до революции и после, и дедушка Степан, по кличке «Душегуб». Он всю жизнь работал при лагерях. Но не за колючей проволокой, а снаружи. Он охранял и допрашивал заключенных. А как допрашивают в КГБ, лучше всех знал прадедушка Лапидус, которому там выбили все зубы и поломали несколько костей. Они оба знали одни и те же песни.
«Душегубом» дедушку Степана моя родня называет за глаза. Если бы сказать ему в глаза, он бы смертельно обиделся. А зачем обижать старого человека, хоть и бывшего палача, у которого повышенное кровяное давление и пониженная кислотность?
Но однажды в присутствии всей родни прадедушка Лапидус сказал ему это. Не прямо, конечно. А косвенно. И без всякой злости. Так что все поняли, а один лишь дедушка Степан ничего не заподозрил. И даже поддержал прадедушку.
Получилось очень тонко. Абсолютный цирк! Не зря я так обожаю моего старенького прадедушку Лапидуса. Конечно, с таким человеком и самому Ленину было не зазорно поддерживать близкое знакомство.
Оба старика заядлые шахматисты. Мы дома специально для них держим шахматную доску, чтоб им было чем заняться, когда заглянут к нам в гости. И как засядут! Клещами не оторвать! Не поднимутся, пока все не разойдутся по домам. Мама иногда прячет от них доску, чтоб они хоть как-то поддержали общий разговор.
Однажды они так увлеклись игрой в шахматы, что в глубокой задумчивости запели. И не какую-нибудь революционную песню. А
– воровскую. Лагерную. Я бы даже сказала, хулиганскую. Запели дуэтом. Вполголоса. Не для публики. А для себя. Слишком углубились в игру. Пели палач и жертва. Майор КГБ в отставке и бывший узник концлагеря, старый большевик. Запели лагерный фольклор. Да такой, что всем вокруг чуть уши не заложило. Спасло лишь то, что все, за исключением «Душегуба»-Степана, поняли, какой тонкий намек вложил в эту песню прадедушка Лапидус, и как попался на крючок бесхитростный дедушка Степан.
Лапидус держал над доской шахматную фигуру, раздумывая, куда бы ее поставить, и пока думал, затянул тоненьким дребезжащим голоском:
В этом доме не больница – Настоящая тюрьма.
И умолк, сделав ход. Тогда дедушка Степан поднял свою фи– гуру и, тоже задумавшись, продолжил песню:
И сидит в ней мальчишка – Лет пятнадцати дитя.
Вот тогда-то прадедушка Лапидус и ввел жало. Да так неожиданно, что у всех дух захватило:
Ты скажи, скажи, мальчишка,– невинно продолжал песню мой прадедушка, не отрываясь от игры:
Сколько душ ты погубил?
«Душегуб»-Степан даже ухом не повел. Сделал очередной ход и продолжил песню, не видя в ней никакого подвоха:
Я – двенадцать православных, Двести двадцать пять жидов.
Все чуть не лопнули, стараясь сдержать хохот. А бабушка Соня, его жена, обиделась на всех. И чуть не заплакала.
Вот так отличился воровской песней перед дружным коллективом еврейской родни член нашей семьи дедушка Степан, по кличке «Душегуб», майор КГБ в отставке. Вроде дал отчет в содеянных им преступлениях.
Вот как поют нынче на Руси! Заслушаешься!
В нашей семье все имеют клички. Почти все. Меня, например, зовут «Кнопкой». Это потому что я курносая. И как говорит мама, на мой нос хочется надавить пальцем, как на кнопку.
Дедушку Степана за глаза называют «Душегубом». Это понятно. Он служил в КГБ. А дедушку Сему «Мао», за то, что он похож на китайца. Кличка дедушки Левы – «Крот». Ребенок догадается почему. Он рыл под землей туннели для московского метро. Его профессия такая – рыть туннели. Его жена, бабушка Люба, называет это по-другому – рыть носом землю.
Я жалею дедушку Леву. Он такой тихий, такой честный, что даже противно становится – так говорит его жена. Подумать только: выстроил под землей целые дворцы из мрамора, а сам, как подкидыш, живет с бабушкой Любой в одной комнатке в старом-старом доме, который вот-вот рухнет, да все никак не упадет. Тогда бы их переселили куда-нибудь, где поприличней.
– Слепой, как крот, – кричит бабушка Люба. – Он не видит, что творится кругом.
– И не хочу видеть, – тихо отвечает Крот и даже глазки закрывает.
Кличка имеется даже у нашего прадедушки Лапидуса, который был лично знаком с Лениным, и когда был голод во время гражданской войны, вез в Москву эшелон с хлебом и не позволил себе лишней крошки откусить и поэтому чуть не умер от истощения.
У него самая странная кличка. «Кочующий миномет». Знаете, что такое кочующий миномет? Мне дедушка Лева объяснил, он на войне был артиллерийским офицером. И остался без левой руки.
Кочующим минометом называется такой миномет, который не стоит на одном месте, а сделав выстрел-другой, быстренько меняет позицию. Чтоб противник не запомнил, с какого места он стрелял. А то откроет ответный огонь и уничтожит его. Поэтому миномет передвигается с места на место. Кочует. Вот почему назвали его кочующим минометом.
Но почему прадедушке Лапидусу приклеили такую кличку? Когда он воевал на гражданской войне, минометов еще не изобрели. Их придумали к следующей войне, на которой дедушка Лева потерял левую руку.
Потому что прадедушка Лапидус, самый заслуженный человек в нашей семье, не имеет своего угла. Когда-то у него была комната. Но у кого-то из его старых друзей поженились дети, и им негде было жить. Прадедушка уступил им свою комнату. А потом его даже в гости ни разу не пригласили.
Сам бедненький старичок Лапидус переехал за город. На дачу дедушки Семы. Сема на его имя записал дачу. Потому что деньги Семы не совсем честные и его, того и гляди, посадят в тюрьму. И тогда все отберут. И дачу тоже. А на этой даче вся наша семья торчит. Вот почему переписали ее на имя старого большевика, друга Ленина. У такого не конфискуют.
