— А теперь, Охам, ванну.
— Слушаюсь, ваше высочество!
Дарвиша позабавило, как осторожно ступал огромный одевальщик, когда они вместе брели к выложенной плитками комнатке, примыкающей к спальне принца. Чародейское снадобье справилось с похмельем, но Дарвишу все еще казалось, будто голова еле держится на шее и малейший толчок снесет ее, Охам, конечно, знал это — не в первый раз он сопровождал своего принца к омовению.
От воды в глубокой медной ванне маняще поднимался пар, наполняя воздух слабым ароматом сандала. Дарвиш скользнул в нее с довольным вздохом и лег на спину, прикрыв глаза от наслаждения.
Потом он покорно двигался в руках Охама, целиком отдаваясь их нежности и силе. И только когда его вытирали, принц вспомнил и замер.
— Проклятие!
— Ваше высочество? — Охам перестал водить лохматым полотенцем по мускулистой спине принца и отступил, не понимая, в чем он согрешил.
— Да не ты! — Дарвиш властно махнул одевальщику, веля продолжать. — Мой возвышеннейший отец сообщил мне, что я должен жениться.
— Я слышал, ваше высочество, — почтительно ответил Охам.
— На девчонке, которой едва стукнуло семнадцать и которую я никогда не видел, ради единственной цели — привязать эту страну к ее стране.
— Простите, ваше высочество, но разве не для этого женятся все принцы? — Уставясь в зелено-голубые плитки пола, Охам опустился на колени, чтобы вытереть ноги принца.
— Да, — буркнул Дарвиш и прикусил язык, дабы не сболтнуть лишнего: из-за чего он на самом деле напился до бесчувствия после беседы с возвышеннейшим отцом.
Третий одевальщик — идеальный вездесущий слуга, который стоял у двери, ожидая своей очереди для услужения, — передавал все сказанное лорд-канцлеру, а тот докладывал королю. Это был непримечательный человек трудноописуемой внешности и неопределенного возраста — нечто среднее между Охамом и мальчишкой — и всего лишь самый последний в длинной череде шпионов, призванных следить за третьим сыном, который, не имея собственной реальной власти, мог бы покуситься на чужую. Дарвиш старался, чтобы им было что докладывать: он наполнял свою жизнь вином, а свою постель оживлял каждым желающим телом, которое ему попадалось. И по его приказу шпионов лорд-канцлера секли всякий раз, как только они давали ему хоть малейший повод.
Принц тотчас затолкал обратно свои слова и чувства, ибо в первый раз за двадцать три года оказался нужен отцу. За тем исключением, что его не спросили, даже не позволили расценивать это как службу стране. Просто приказ, не терпящий возражений. «Ты женишься на этой девушке. Считай себя помолвленным и веди себя соответственно». Хотя Дарвиш вовсе не хотел жениться, не это подвигло его к излишествам минувшей ночи.
— Мне надо выпить.
— Ваше высочество. — Глаза и уши лорд-канцлера поднесли уже наполненный кубок.
И вот еще другая вещь: они постарались, эти одевальщики, которые были преданы другому, чтобы Дарвиш не свернул с выбранного пути, когда уже стал достаточно взрослым, дабы понять — и его заставили это сделать — свое положение при дворе.
«Забери их всех Госпожа». Он осушил кубок чуть разбавленного вина, не обращая внимания на две красные струйки, бегущие из уголков рта. Допив, принц рыгнул, зевнул и улыбнулся. «Полагаю, могло быть хуже. Они могли упечь меня в жрецы».
Дарвиш потянулся, разминая затекшее тело, затем покорно последовал за Охамом обратно в спальню и шагнул в протянутые для него голубые с серебром штаны. Когда одевальщик надел на него белую шелковую рубашку, принц повел плечами, наслаждаясь прикосновением гладкой ткани. Затем снова повел плечами и вынужден был признать, что подозрения его не напрасны, — он теряет форму. Пока Охам повязывал ему широкий серебряный пояс, Дарвиш пытался сообразить, как давно он ходил на тренировочный двор. По меньшей мере неделю назад, а может, и две; трудно было сказать, все дни потонули в заполненном вином однообразии. Он принял вновь налитый до краев кубок и запрокинул голову, чтобы выпить, в то время как шпион лорд-канцлера начал расчесывать костяным гребнем его мокрые волосы. Гребень застрял, и зубцы вонзились в череп.
Дарвиш дернулся, выругался и с улыбкой сказал:
— Десять плетей.
— Я позабочусь об этом, ваше высочество, — с плохо скрываемым удовлетворением ответил Охам.
Все еще улыбаясь, принц шагнул в сандалии и рассеянно провел пальцами по волосам Фади, когда мальчишка встал на колени застегнуть ему пряжки.
Снаружи, в саду, снова раздался пронзительный крик, накануне разбудивший его.
— Что, ради Одной, это было?
— Павлины, ваше высочество, — невозмутимо произнес Охам, ловко заменяя кубок ломтем хлеба. — Благословеннейшая Язимина получила их в подарок и нынче утром выпустила в сад.
— Пав… что?
— … лины, ваше высочество.
— Так я и подумал. — Дарвиш откусил кусок хлеба, намазанный толстым слоем фиников в меду, и направился к балкону. — Что такое, ради Одной, павлин?
— Птица, ваше высочество.
— Верно.
Распахнув створки, принц вышел на балкон и, прищурившись, посмотрел в сад. Он успел только увидеть, как большая голубая птица, волоча за собой длиннющий хвост, исчезает за кустом. Из всех перемен, случившихся с той поры, как его старший брат женился на принцессе Язимине, эта представлялась самой шумной.
— Павлины, — пробормотал Дарвиш себе под нос. — Думаю, у нее в Итайли всегда были павлины. Думаю, у ее брата-короля их целая сотня бродит по саду. — Принц потер виски, когда высокий, пронзительный крик снова ударил по ушам и зазвенел в голове. — Полагаю, мне нельзя в них стрелять… — вздохнул он.
— Нет, ваше высочество.
— Возможно, город будет возражать против них, тогда мы отправим их Рамдану… — Несправедливо, что его второй брат должен лишиться этой потехи только потому, что сбежал в деревню растить своих детей.
— Их прислали, чтобы рассеять тоску по дому благословеннейшей Язимины, ваше высочество.
— Ну, — Дарвиш нацелил воображаемый арбалет на удирающую птицу, — если благодаря им прекратятся ее стенания, то пусть кричат под моим окном сколько им вздумается.
Ее тоска по дому довела половину двора до отчаяния, а больше всех — ее собственного мужа. Дарвиш был изумлен, что наследный принц так влюбился в свою жену, с которой знаком всего год и на которой женился только ради того, чтобы предотвратить войну. Так влюбился, что допустил это вторжение в прежде спокойный сад.
«Готов поспорить, ты спросил Шахина, отец. Не просто велел ему жениться. Я бы с радостью женился, если б ты только попросил». Не для того, чтобы его брак стал нести бремя, какое несет брачный союз Шахина. Брат женился на принцессе Итайли, дабы положить конец столетиям конфликта между двумя странами. А он, Дарвиш, женится на ребенке без всякого политического значения.
