— Аарон, посмотри на меня.
Рыдания сменились судорожными всхлипами, и Аарон открыл глаза, ожидая увидеть отвращение или, того хуже, жалость.
— Ты решил, что я не хочу тебя? — В голосе Дарвиша смешались обида и гнев. — Ах, ты, забытый Одной идиот. Мне нравится Чандра, но люблю я тебя.
Эти слова упали в пустоту и заполнили ее.
Через минуту Аарон плакал на плече принца. Он не мог остановиться. Но Дарвиш, казалось, не возражал.
Чандра покачала головой и положила одну руку на черные волосы, другую — на медные.
— Если ты думаешь, что я взяла бы его без тебя, — мягко сказала девушка, — то глубоко ошибаешься.
Понимая, что они вряд ли ее слышат, чародейка тихо выскользнула на балкон и улыбнулась теплу утреннего солнца. Жизнь устраивалась просто отлично.
Чандра ощущала зов Камня, слабую пульсацию в каналах, теперь настроенных на него, дразнящее прикосновение его громадной силы и мощи. «Возможно, я — Чародей Девяти, — язвительно подумала она, — но в отличие от тебя это еще не вся моя сущность».
Из комнаты доносились тихие звуки утешения, и, удовлетворенно жуя кончик косы, Чандра бесстыдно подслушивала.
Внизу, в саду, павлин выгнул радужную шею и распустил свой великолепный веер.
Дворец пылал огнями и звенел от голосов — двор праздновал королевскую свадьбу. Веселье выплеснулось на площадь за воротами, где народ, казалось, решил показать знати, что такое настоящий праздник. В конце концов, Дарвиш был их принцем.
Не обращая внимания на шумный пир внизу, тень скользнула через комнатку перед королевской спальней, на толстых коврах шаги звучали тише биения сердца. Темнота в комнате, казалось, не имела значения, ибо тень безошибочно подошла к вычурной подставке, в которой стоял королевский посох.
Несколько часов назад, на церемонии, изумруд, венчающий этот посох, горел как маяк ярко-зеленого цвета, словно обладал собственным внутренним светом.
Одна рука придерживала палку, длинные пальцы протянулись и схватили камень.
— … и он сказал, что любит меня, Фахарра. — Аарон прислонился к стене мавзолея, держа на коленях латунную урну. Даже в прохладе ночи он ощутил, как покраснело лицо. — Я не смог сказать ему, что я чувствовал, что я чувствую, но он понимает.
Вор сидел здесь с восхода луны, рассказывая Фахарре все, что произошло.
— Всех троих одевальщиков он берет с собой. Даже человека лорд-канцлера. Чандра говорит, что ему не нужны все трое, но Охам был с ним много лет, и если он оставит Фади, то разобьет мальчишке сердце, а человеку лорд-канцлера просто некуда идти.
Он молчал, пока храмовые колокола оглашали некрополь радостным трезвоном. Всю ночь, по мере того как каждая из Девяти поднималась к вершине своего звездного танца, жрецы звонили в колокола, возвещая благословение Девяти этой свадьбе.
Вытащив из-за пазухи жилета длинную зеленую ленту, Аарон пропустил шелковую полоску между пальцами.
— Она со свадебного платья Чандры.
Вор усмехнулся, и демонские крылья поднялись.
— Чандра сказала, что зеленый цвет — символ плодородия. Не очень тонкий намек, когда подумаешь об этом. Я предложил им зарезать цыпленка, если нужно испачкать простыни, но Чандра говорит, что справится.
Золотая нить блеснула в лунном свете, когда он повернул ленту.
— Эта золотая нить — для Дара. Они воевали каждый день всю последнюю неделю. Принц Шахин сказал, что это нормально, а потом засмеялся и пожелал мне удачи. Он станет хорошим королем, Фахарра. Жаль, что ты этого не увидишь.
Бегущая рядом с золотой, местами обвиваясь вокруг нее, горела медная нить.
— Эта медная нить — для меня. — Юноша проглотил внезапный комок в горле. — Чандра настояла, чтобы ее вплели в каждую ленту.
Вспоминая выражение на лицах швей, он покачал головой.
— А лент была уйма.
Конечно, швеи работали бы и в темноте, и стоя на головах, если бы Чандра об этом попросила. Для троих, спасших Ишию, они бы сделали что угодно.
Юноша умолк на минуту, не зная, как продолжать.
— Я не забыл мою клятву, Фахарра. Я держал изумруд в своих руках.
Казалось, весь некрополь ждет, что Аарон скажет дальше. И все родственники Фахарры ждали в темноте мавзолея за его спиной — юноша чувствовал их устрашающую тяжесть. Он погладил рельефную стенку урны.
— Я не смог его забрать. — Аарон обвил ленту вокруг горлышка и завязал узлом. — Я подумал, ты предпочтешь это.
Секундное беспокойство, что он почувствует себя дураком, исчезло. Все правильно. Юноша посидел еще немного, потом со вздохом встал и понес урну обратно в мавзолей.
На границе между светом и тьмой он помедлил, прежде чем шагнуть в тень и вернуть Фахарру в объятия Одной Внизу. Напоследок провел пальцем по ленте и поднял ногу, чтобы уйти. Но, как и в прошлый раз, снова опустил ее.
— Позаботься о ней, — обратился Аарон к богине; его голос был бриллиантово-ярким в этом царстве мертвых. — Она была лучшей гранильщицей, которую знала Ишия.
По пути из некрополя он украл латунную курильницу из ниши у двери — просто чтобы не разучиться. Засовывая ее в глубокий карман штанов, юноша услышал одобрительный смешок Фахарры.
Когда дверь захлопывалась, случайный лунный луч скользнул по алтарю. Пойманный металлической ниткой в ленте, он осветил зеленый шелк, отполировал золото и превратил медь в красно-золотое пламя.
