— Честно говоря, это символ преобразований в Петровскую эпоху — как в России, так и в Европе. Как-никак, оставляя Архангельск — буквально и метафорически (последующие царские указы подорвали торговое значение города, стоявшего в устье Северной Двины в Белое море), — царь порывал с традициями старой Руси, для которой это был единственный порт, соединявший ее с Европой. Кроме того, было важно пробиться через карельские болота (дебри старообрядцев) — вместе со свободными каменщиками, флибустьерами и бандитами со всей Европы. Едва они высадились на Вардегорском мысе в районе Нюхчи, как Гаспар Ламбер де Герен, бретонский капитан-инженер из Сен-Мало, убил на дуэли голландского капитан-командора Питера ван Памбурга. Ван Памбург был одним из первых капитанов Петра Первого: под его командованием в 1699 году русский корабль «Крепость» прибыл с дипломатической миссией в Константинополь, где голландец затеял спьяну такую пальбу, что две жены султана со страху родили раньше времени. В то же время Гаспар Ламбер де Герен стал первым иностранцем, удостоенным ордена Святого Андрея за боевые заслуги и проект Петропавловской крепости, после чего сбежал из России и сочинил нашумевший в Европе пасквиль на князя Меншикова. До чего живописные персонажи! Многие из них вошли в историю России. Наконец, царская дорога позволила российской армии добыть «ключ к Балтике» (крепость Нотебург), положив начало серии побед над Карлом Двенадцатым за власть на Севере, что в результате изменило расклад политических сил во всей Европе.
— Ты хочешь сказать, что поход Петра Первого определил новый вектор развития Европы?
— Именно.
Из кабинета Миши Данкова вы попадаете на площадь Ленина. Когда-то здесь стоял памятник Петру Великому, а площадь называлась Петровской. Теперь место русского императора занимает товарищ Ленин — выглядывает из-за каменной трибуны, зажав в кулаке ушанку. Гранит на памятник вождю революции добывали на острове Голец заключенные. Данков много лет добивается, чтобы площади вернули императора и старое название. Пока тщетно! Губернатор Сергей Катанандов аргументирует отказ тем, что коммунисты еще живы, поэтому возвращения Петра Великого народ не заметит, в вот пропажа Ульянова всколыхнет общественное мнение. Но Миша надежды не теряет.
— Рано или поздно большевики вымрут, разве нет?
История перемещений памятника Петру I по Петрозаводску — практически сюжет для романа-дороги в жанре фэнтези. Открыть его планировали к двухсотлетию со дня рождения царя (30 мая 1872 года) на Круглой площади, переименованной по этому случаю в Петровскую. Тогда этот был самый центр города. Не обошлось без накладок: государственный бюджет был довольно хилым, и к означенному дню удалось лишь вкопать каменный «саркофаг» с памятной таблицей (осталось две золотых монеты и шестнадцать серебряных). В губернаторском доме выставили макет памятника в масштабе один к четырем. Торжественное открытие состоялось 29 июня 1873 года, то есть в день святых Петра и Павла. (До революции это был главный городской праздник.)
На празднество в город стеклись толпы окрестного люда. На пароходе «Царь» прибыли столичные вельможи, на «Царице» — хор лейб-гвардии Преображенского полка. Праздник начался с процессии, колокольного звона и военного парада. Затем прозвучали залпы из тридцати одного орудия, и глазам растроганной публики явился бронзовый Петр (проект академика Шредера[37]) на цоколе из ладожского гранита. «Многие прослезились» — написала местная газета. Снимал фотограф Монштейн. В губернаторском доме открылась выставка памятных сувениров на тему пребывания Петра I в Олонецкой губернии. Здешняя типография выпустила по этому случаю брошюру петрозаводского краеведа Александра Иванова «Император Петр Великий и деятельность его на Олонце. Исторический очерк для народа». В ней петрозаводцы могли, в частности, прочитать, что «Карелия до Петра Великого была огромной пустыней, погруженной в глубокий сон. Император пробудил ее к жизни». Вечером дал представление цирк братьев Вольф. Праздник закончился фейерверком на берегу Онежского озера.
Памятник Петру Великому сразу стал одной из достопримечательностей города. Поэт Константин Случевский, осматривая Петрозаводск в 1874 году со свитой великого князя Владимира Александровича, записал в дорожном дневнике: «Памятник недурен; облик императора гораздо внушительнее того, который поставлен в Петергофе у Монплезира. Неудивительно, что горожане то и дело зовут приезжающих сюда туристов полюбоваться им: посмотрите да посмотрите!» В советскую эпоху красота памятника спасла его от переплавки.
В ноябре 1918 года в первую годовщину Октябрьской революции на шею Петра I набросили петлю и при помощи упряжки ломовых лошадей повалили на землю. Площадь получила имя 25 Октября. Во время праздника про бронзового императора спьяну забыли. Ночью кто-то отвез его на санях в бывший губернаторский парк и спрятал в сарае. Позже поговаривали, будто сделал это Линевский[38], открыватель беломорских наскальных рисунков. Петр Великий пролежал в сарае до лета 1926 года, когда в столицу Карелии прибыла из Ленинграда комиссия экспертов во главе с профессором Романовым. Комиссия заявила, что памятник слишком ценный, чтобы отправлять его на переплавку. Однако лишь весной 1940 года фигура Петра была установлена на Фабричной площади перед церковью Александра Невского (в то время — Музеем атеизма). В июне 1978 года императора торжественно перенесли в специально подготовленный сквер на Онежском бульваре неподалеку от Водного вокзала, где он стоит и поныне.
Сквер для царя тесноват. Шредер проектировал памятник с учетом масштабов Круглой площади и окружающей каменной застройки. В рахитичной березовой рощице на берегу Онего Петр Алексеевич выглядит так, словно остановился отлить. И все же фигура производит впечатление. В особенности — царственный жест правой руки. С Круглой площади царь указывал на устье Лососинки, где должны были построить оружейные заводы для войны со шведами. Теперь же он тычет пальцем в скверик.
В последнее время местные вандалы-алкоголики, бывает, отламывают у Петра шпоры — сдают в лом за поллитра. Так что, возможно, сегодня жест царя означает просто:
— Пошли вон, хамы!
Недавно побывала у нас пани Ирена Сиялова-Фогель, профессор Краковской музыкальной академии. Как-то вечером после ужина (яичница с рыжиками) она попросила меня прочитать вслух несколько абзацев из дневника, а выслушав, заявила, что я пишу в темпе andante non troppo — спокойном, неспешном, характерном для второй части сонаты.
— Я пишу, моя дорогая, — ответил я, — как хожу — не торопясь, чтобы читатель успел увидеть то, что я наблюдаю, шагая. Это проза не для любителей быстрой езды и калейдоскопа картинок. Сказывается, наверное, и возраст. С каждым годом я все больше ощущаю осень. С каждым шагом — шагов остается меньше.
19 января
