Вместо того чтобы справляться со своими эмоциями, с которыми он столкнулся, Юнг стремился их понять, пытаясь выявить воплощаемые ими образы. Следующий фрагмент является ключевым, ибо в нем проявляется восприимчивость к мифу и способность видеть движения духа в материальной жизни:
Когда мне удавалось перевести чувства в образы, то есть найти в них какие-то скрытые картины, я достигал покоя и равновесия. Если бы я не сумел объяснить себе собственные чувства, они захлестнули бы меня и в конечном счете разрушили бы мою нервную систему. Возможно, на какое-то время мне и удалось бы отвлечься, но это лишь усугубило бы мой неизбежный невроз. По своему опыту я знал, как полезно, с терапевтической точки зрения, объяснять эмоции, находить скрытые за ними образы и картины.[33]
Этот фрагмент очень информативен с точки зрения целей, которые мы преследуем. Прежде всего Юнг отмечает, что мы можем лишь сознательно относиться к тем невидимым энергиям, которые затем становятся видимыми, то есть когда они выражаются в образе. Такие образы могут быть аффективными состояниями, как, например, депрессии, некие соматические расстройства, как, например, «боли в желудке», или же это могут быть образы сновидений, или образ поведения, выраженный в определенных паттернах. Все, что наполняет образ духом, может стать доступным сознанию.
Во-вторых, Юнг отмечает, что если бы он игнорировал образы, обрушивавшиеся на него из бессознательного, это значило бы, что они обладают автономной энергией в его жизни. И, в-третьих, расщепить их, то есть подавить их или спроецировать их на кого-то или на что-то еще, означало бы создать это интрапсихическое расщепление в собственной деятельности, то есть страдать тем, что мы исторически называем неврозом.
То, о чем говорит в данном случае Юнг, – это больше чем индивидуальный кризис и даже больше, чем психотерапевтическая стратегия исцеления, при всей важности и того и другого. Он нам показывает восприимчивость к мифу, способность «считывать» движения духа в осязаемом мире. Он уверен в том, что для его эффективной психотерапевтической деятельности важна не только его индивидуальная работа, но и ответственная открытость к некой энергии, трансцендентной Эго, которая хочет выразить себя через него[34]. Обратившись к особому, своему внутреннему источнику мудрости и познания, он пришел к выводу относительно автономии этих образов.
Эта сознательная, произвольная точка зрения, заслуживающая всяческого уважения, отличается от психотического состояния, иллюстрацию которого можно увидеть в биографии Джона Нэша, написанной Сильвией Нэзар[35], под названием «Прекрасный ум» (A Beautiful Mind). Это Нэша было значительно ослаблено, скорее всего, из-за расстройства, вызванного биохимическими нарушениями деятельности головного мозга, которые проявлялись настолько сильно, что он не мог отличать людей, находящихся с ним в одной комнате, от собственных интрапсихических образов этих людей.
Юнг признает неотвратимую силу образа и силу сознания, необходимую, чтобы вступить в диалог с этим образом и увеличить масштаб сознания. Он постоянно говорит о своем Auseinandersetzung: «…есть во мне нечто, объясняющее вещи, для меня неожиданные, которые я не готов принять»[36]. Он осознал, что столкнулся с содержанием образов, которые он обнаружил, общаясь со своими пациентами-психотиками в Цюрихской клинике Бургхольцли. Он пишет:
Это был мир бессознательных картин и образов, приводивший душевнобольных к роковому безумию. Но в нем же содержались некие мифологические формы, которые нашим рациональным веком уже утрачены.[37]
Чтобы несколько прояснить мысль Юнга, я хочу сказать, что мифопоэтическое воображение никогда бесследно не исчезает; оно не отступает от нас дальше увиденного ночью сна, завтрашних проекций символического содержания на другого человека или аффективной энергии, скрытой в заголовках новостей просмотренных наспех утренних газет.
Из опыта диалогов Юнг вынес именно ощущение присутствия у себя трансцендентного управляющего источника мудрости. Этот источник он назвал Самостью. Результатом такого диалога неизбежно становится личностный рост. Кроме того, он пришел к выводу, что собственно Самость является получателем или носителем энергий, трансцендентных индивидуальному сознанию. Хотя Юнг не путал Самость с Богом, тем не менее он заключил, что Самость – это канал, по которому мы получаем те энергии, которые запускают звезды и вместе с тем движут человеческие души. Такая восприимчивость к мифу позволяет не избегать страданий, смерти и даже невроза, а порождает поразительное многообразие переживаний. В результате Юнг пишет:
Тогда же я целиком посвятил себя служению психике. Я ее любил, и вместе с тем я ее ненавидел, но она была моим единственным достоянием. В каком-то смысле, посвятив свою жизнь ей, я понимал, что лишь таким образом смогу пережить свое бытие как нечто всеобщее.
Сегодня уже можно сказать, что я никогда не забывал о своих первых фантазиях. Все мной продуманное и сделанное имело истоки в тех первых снах и видениях. Это началось в 1912 году, почти 50 лет назад. Все, что произошло в моей жизни после, там уже присутствовало – только поначалу в форме эмоций и образов.[38]
Индивидуальное странствие Юнга помогает другим людям открыть доступ к тому масштабному, что находится внутри, и тому трансцендентному, что вне их. Люди, ориентированные родовыми мифологическими системами, благодаря погружению в созданные этими системами мифологические образы, связывающие их с божеством, с природой, с соплеменниками и с самостью, испытали и то и другое – и укрепление индивидуального локуса, и связь с трансцендентным. Однако сегодня многие страдают от нарушения этих естественных связей и погружаются в бессознательное, куда их увлекают мощные образы, присутствующие в нем.
Глубинный психоанализ, будь то анализ отдельного человека или целой культуры, становится необходим именно вследствие утраты этой родовой мифологии. Вследствие такой утраты мифологического локуса современные люди пребывают в отчаянии, погружаются в зависимости и вовлекаются в разные массовые движения – политические, религиозные или материалистические, -то есть испытывают на себе все тяготы нелегкого пребывания в свободном мире.
Глава 2. Начала
У каждого человека есть своя, может быть, слегка приукрашенная и где-то даже шитая белыми нитками история о том, что было с начала: о доисторических временах, о первых людях, о древних мудрецах и еще раньше – когда из Ничего, из предвечного мрака и хаоса, из «первичного бульона», из уроборического беспорядка возник космос, что значит «порядок».
