— Может, у тебя есть какие-нибудь особые навыки? Что ты умеешь делать?.
— Ну… ходить по магазинам.
— Понятно. Единственное, что ты умеешь, — это тратить деньги.
— Не смейся! Я действительно зарабатывала этим — закупала всякую всячину для концертов по просьбе нашего викария. Он говорит, что у меня безупречный вкус и я хорошо умею выбирать.
— Почему же ты уволилась? Почему не осталась на этой должности?
— О, по ряду причин… Устала, мало зарабатывала, к тому же у меня начинался токсикоз. Я не могла вставать рано, меня часто тошнило по утрам, кружилась голова. И викарий сказал, что я очень изнеженна, что лучше он наймет девушку из простой семьи. А мне, если я хочу, будет помогать материально от имени прихода.
— И ты отказалась?
— Конечно. Мне не нужна милостыня.
— Понятно. А где-нибудь еще ты работала?
Аллан прекрасно знал, что больше она не работала нигде. Зачем бы это делать девушке, живущей на деньги отца-миллионера? Но все же он продолжал спрашивать, изображая полное неведение.
Линор смотрела на скатерть.
— Нет, больше нигде. Но до этого… мне несколько раз случалось организовывать встречи. Для благотворительных нужд, один раз — для клиентов отца…
Неудивительно, что с такими умениями она не могла найти себе высокооплачиваемой работы. Линор была совершенно не приспособлена к жизни. И Аллан не знал, что можно сделать, чтобы открыть ей глаза на реально существующий порядок вещей.
— Сколько у тебя осталось денег?
— Достаточно, — ответила Линор.
Но легкой заминки хватило, чтобы понять все про состояние ее финансов. Кроме того, человек, у которого достаточно денег, не кладет тайком в сумочку булку со стола. Аллан сделал вид, что не заметил этого, но на самом деле видел все.
— Какое-нибудь движимое имущество?
Она усмехнулась уголками губ:
— Как таковое можно рассматривать чемодан и саквояж.
«Вот, значит, как. Вот что осталось у блистательнои богачки, на которой он «женился» четыре месяца назад».
— Конечно же твой чемодан набит сокровищами рода Монтекьютов? Фамильные драгоценности, и все такое?
— Вроде того. Немного одежды, книги и пара безделушек. Остальное пришлось продать, чтобы расплатиться с отцовскими кредиторами.
— Почему же ты не сбежала, например, за границу, прихватив с собою все, что осталось ценного, и не продав остальное с выгодой для себя? Вряд ли кредиторы погнались бы за тобой на край земли.
— Я не хотела поступать как мой отец. — Губы Линор слегка дрогнули. — Кто-то же должен был отвечать за его поступки. Мне не хотелось, чтобы половина Великобритании говорила: Монтекьюты, мол, не платят долгов. Честное имя — это последнее, что у меня осталось… И я хочу сохранить его незапятнанным для ребенка.
«Но этот ребенок не Монтекьют. Его настоящая фамилия — Форестер.»
Хотя Линор, похоже, думает иначе.
— А где сейчас твоя мать?
— В Бирмингеме, у богатых друзей. А может, уже улетела в Штаты. Она собирается подцепить там нового мужа, которого сможет разорять. Говорят, американцы падки на громкие титулы. У них много денег и мало благородной крови.
Аллана передернуло. Он только надеялся, что Линор этого не заметила.
— Ты должна была кое-чему научиться у матери.
— Я и научилась. — Она подняла взгляд и встретилась с Алланом глазами. — И постараюсь этого никогда не забывать.
Отрицательный пример — тоже пример. На примере своей матери Линор поняла, как не следует поступать. И даже сейчас, в ресторане, она поступила не так, как сделала бы ее мать: не позволила Аллану заказать ужин для нее, сделала это сама.
Боже мой, как давно она не была в хорошем ресторане! И сейчас мерцающие огоньки свечей, тихая музыка и вкусная еда почти заставили ее вернуться в прошлое. Как будто ничего не изменилось… И они с Алланом мирно сидят за столиком, будто пара влюбленных на свидании…
Однако не стоило себя обманывать. Изменилось все. И сейчас Линор сидела в ресторане не с кавалером, а с чужим человеком, от которого хотела одного — получить работу.
И теперь, когда она наконец насытилась — впервые за весь день, — молодая женщина приступила к деловому разговору, не теряя времени.
— Уже вечереет. — Она бросила быстрый взгляд за окно. — Пора бы решить что-нибудь. Так ты дашь мне работу?
— Извини, но…
— Что — «но»?
— Но я не понимаю. Я же не могу просто так взять и…
— Нанять меня? Разве это так трудно? У тебя же целая юридическая фирма. Неужели нет вакантных мест?
— Как ты верно подметила, у меня юридическая фирма. Чтобы в ней работать, нужно иметь специальное образование. Или хотя бы соответствующие навыки.
«Должно быть, он долго подбирал слова, чтобы объяснить мне, какой я бесполезный человек, — с горечью подумала Линор. — Нет так нет.»
— Да, теперь я вижу, что напрасно обратилась к тебе. Однако, спасибо, что уделил мне время.
Подняться и уйти, уйти от него навек Линор помешало только то, что все ее имущество сейчас лежало в багажнике его машины. Она стиснула руки, лежащие поверх скатерти.
— Если ты подбросишь меня к Кевину — это, кажется, тебе по пути домой, — я буду очень благодарна.
— Кевин в Париже. Как она могла забыть?
— И в самом деле. Странно, что это вылетело у меня из головы.
В эту минуту и появился официант, несущий счет. Слава Богу, не придется выслушивать, что Аллан думает относительно состояния ее памяти. Тем более что сейчас Линор надлежало подумать о более насущных проблемах. Например, где ей сегодня ночевать и что теперь делать в Лондоне? Что ей вообще теперь делать?
Она потянулась за чеком, но Аллан перехватил ее руку.
— Я не позволю тебе платить.
Линор рванулась, пытаясь освободиться, но Аллан был куда сильнее.
— Послушай, я не вижу причины, почему бы мне не заплатить за мой ужин.
— Зато я вижу.
От крепкой хватки его ладони по телу Линор разлился странный жар. Линор почувствовала, что краснеет.
— Зачем все усложнять?
— По-твоему, это я все усложняю? — Он насмешливо поднял бровь.
Как Линор ненавидела его в эту минуту!
— Отпусти меня.
— Хорошо, если только ты не попытаешься взять чек.
— Мы с тобой не на свидании, — прошипела Линор, все больше разъяряясь и силясь освободиться. — Более того, у нас с тобой никогда не было свиданий. Только свадьба, и то шутовская, и единственная ночь любви.