— Ник не нуждается в том, чтобы его спасали от кого бы то ни было. — Лицо Макса выразило такое смущение, что Дарла решила оставить этот разговор. Макс и Ник очень близки, но не вмешиваются в дела друг друга. Эти отношения выработались между братьями за те тридцать пять лет, что они прожили на свете. Нет никакой необходимости что-то в них менять.
— Ладно, — сказала Дарла.
— Значит, Куинн решила оставить собаку себе? — удивился Макс. — Это на нее не похоже.
Дарла вышла за ним в хмурые мартовские сумерки, шлепая по мокрому снегу и представляя, как рассмеялась бы Куинн, узнав о том, что Барбара охотится за Ником. Дарле не хотелось думать, что она собиралась заняться любовью в конторе, позволить себе небольшую эскападу впервые за семнадцать лет.
— Может, ей нужны перемены, — проговорила она.
— Кому, Куинн? Вряд ли. — Макс распахнул водительскую дверцу пикапа и забрался в кабину. — У Куинн замечательная жизнь, и если ей не изменит удача, это продлится вечно. Зачем испытывать судьбу?
Дарла стояла на площадке. С неба падали снежинки, и внезапно она почувствовала, что промерзла до костей.
— Затем, что порой человеку нужно нечто новое: только тогда он ощутит себя живым. Того, что было раньше, ему уже не хватает.
— О чем ты? — Макс нагнулся и открыл пассажирскую дверцу. — Впервые слышу подобную чушь. Влезай, пока не замерзла.
Дарла опустилась на сиденье пикапа. Она сама толком не понимала, что означают эти слова, но чувства, охватившие ее, были вполне отчетливыми.
И если Макс рассчитывает сегодня вечером, когда лягут дети, затащить жену в постель, то, по-видимому, он совсем не знает ее.
Макс потрепал Дарлу по колену.
— Как только закончатся новости, милая, — сказал он. — Ты и я.
Уверенное, твердое «нет», произнесенное Куинн, ударило ей в голову, как дешевое вино. Голова закружилась и стала легкой. Она взглянула на Билла, увидела, что он поджал губы, и ее чуть замутило.
— Не глупи. — Его лицо превратилось в маску Капитана Вселенной, снискавшую Биллу уважение всего города. «Истинный повелитель», — сказал отец Куинн, когда она впервые привела Билла в дом. Именно потому в эту минуту Куинн предпочла бы отделаться от него. Пускай повелевает другими.
Она опустила Кэти на пол и, выпрямившись, посмотрела на духовку, где шипели горшки. Ее лицо вспыхнуло от раздражения.
— Ты опять занимался стряпней. Сколько можно повторять — по средам я ужинаю с Дарлой!
— Ты ела уже давно, — возразил Билл. — А пицца — дурная пища. Тебе нужно хорошо питаться. — Он открыл буфет и вынул тарелку.
Куинн хотела заверить его, что пицца удовлетворяет все потребности организма, но решила отступиться. Куда проще сесть за стол, чем спорить. Она подошла к тумбочке, стоявшей под раковиной, и порылась внутри. Кэти неотступно следовала за ней, стуча коготками по плиткам пола.
— Где собачья миска, оставшаяся с последнего раза?
— У задней стенки, — невозмутимо ответил Билл, и Куинн, приподняв голову, заметила его хмурый взгляд, обращенный на Кэти.
Куинн вновь полезла в тумбочку и выудила оттуда собачью миску. Теперь Билл стоял спиной к ней, заправляя макароны соусом.
— Условия найма запрещают нам держать в квартире животных. — Билл поставил тарелку на стол и скрестил руки на груди — эдакий суровый, непреклонный гигант.
Куинн наполнила миску и опустила ее на пол.
— Иди сюда, малышка. Ешь.
Кэти обнюхала угощение и начала осторожно есть. Куинн налила в другую миску воды и придвинула к первой. Собака ела, наклонив голову, и в эту минуту она выглядела так мило, что Куинн не удержалась и погладила ее.
Кэти присела и помочилась.
— Куинн! — взревел Билл, и собака испуганно съежилась.
— Я вытру. — Куинн вытащила из-под раковины рулончик бумажных полотенец. Кэти выглядела испуганной и смущенной. Куинн, пробормотав что-то в утешение, промокнула лужицу и достала из буфета бутыль дезинфицирующего средства. — Кэти писается от испуга, — объяснила она Биллу, надраивая пол. — Я знаю это, потому что весь день держала ее на руках. Она начинает нервничать, когда ее гладят, и…
— Ты сама видишь — ее нельзя оставлять в доме, — с торжеством в голосе проговорил Билл. — На ночь мы постелим ей в ванной бумагу, но утром собаке придется покинуть квартиру.
Куинн молча кончила вытирать пол. Когда она вымыла руки, Билл сделал попытку к примирению:
— Твой бефстроганов остывает.
Она уселась в кресло и взяла вилку.
Билл одобрительно улыбнулся ей.
— Теперь, когда у Эди появится собака…
— Я оставлю ее у себя. — Куинн отложила вилку.
— Это невозможно, — заявил Билл. — Она испортит ковры, и нам придется оплачивать ущерб. Вдобавок ты весь день в школе. Кто будет заботиться о собаке? — Он покачал головой, ничуть не сомневаясь в своей правоте. — Ты отдашь ее Эди.
— Нет.
— Тогда это сделаю я. — Билл взялся за еду.
Куинн похолодела.
— Это шутка?
— Ты ведешь себя неразумно. Эта собака в самое короткое время свела тебя с ума. Ты только посмотри на нее. Она только и делает, что трясется. И гадит на пол.
— Кэти замерзла, — объяснила Куинн, но Билл лишь покачал головой, продолжая есть. — Ты меня слушаешь? — спросила она, чувствуя, как в ней поднимается гнев.
— Да, слушаю, — ответил Билл. — Я избавлю тебя от хлопот и сам отвезу собаку Эди.
От ярости у Куинн на мгновение помутилось в голове, но она овладела собой, поскольку поднять шум означало бы создать ситуацию, которую ей же и пришлось бы улаживать.
— Так будет разумнее всего, — продолжал Билл. — Ешь.
Глядя на его самоуверенное лицо, Куинн поняла, что собственными руками сотворила чудовище. Билл считает, что она поднимет кверху лапки, поскольку всегда уступала ему, так чего же еще от нее ожидать? Куинн воспитала в нем самоуверенность. Она осмотрелась. Даже эта квартира принадлежит не ей. Билл снял квартиру и привез сюда Куинн, а когда она сказала: «Тут все бежевое», — ответил: «Зато отсюда пять минут до школы». Его слова прозвучали столь убедительно, что Куинн уступила. Потом Билл купил модную мебель из сосны, и Куинн сказала: «Мне не нравится эта мебель. Она холодная и слишком модерновая». Но Билл возразил: «Я заплатил за нее, и она уже здесь. Потерпи немножко, и если через два месяца она все еще будет тебя раздражать, мы купим что-нибудь по твоему вкусу». И Куинн согласилась — ведь это всего лишь мебель, из-за которой не стоит воевать.
Кэти прислонилась к ее ноге, ерзая задом по половику. Вот из-за Кэти стоит воевать.
А может, и из-за мебели тоже стоило, и из-за дурацких бежевых ковров?
