Поезд с углем доставит ее обратно в Сиэтл. Мистер Каммингз, инженер, не имел права брать пассажиров, но делал вид, что не замечает, когда шахтер или член его семьи садился в служебный вагон.
– Жаль, что я не предупредила тебя о готовящемся празднике владельца шахт. Знаю, ты никогда не жаловала такие праздники.
Зоя повернулась к окну, упрямо сжав губы. Ей было не больше пяти-шести лет, когда она осознала, что элегантно одетые мужчины и женщины, проезжавшие в колясках, смотрят на выстроившихся вдоль улиц Ньюкасла людей со смешанным чувством превосходства и презрения. Она случайно услышала замечание одного из этих нарядных людей:
– Они такие грязные, и посмотри, как они живут!
Как будто говорил о животных! Как будто у них был выбор - словно они могли избавиться от угольной пыли и своих жалких лачуг. Зоя пообещала себе, что никогда не будет копошиться в грязи, подбирая леденец, брошенный из коляски какой-нибудь надменной леди. Но ведь это был единственный случай, когда она могла попробовать сладости, и в конце концов девочка не выдержала, упала на колени и схватила горсть леденцов, опередив остальных.
Ей исполнилось одиннадцать, когда ее гордость взыграла с новой силой и она смогла преодолеть свое томление по сладкому. И все же ее гордость страдала! С таким же успехом она могла бы схватить подачку. Богатые люди наблюдали из своих колясок за бедняками Ньюкасла, смеясь и показывая на них пальцами, словно они были зверями в зоологическом саду и сидели в клетках. С таким же брезгливым любопытством приезжие разглядывали и их лачуги. Зоя сгорала от стыда за платье, из которого давно выросла, и босые ноги. Их смех был унизителен для нее, и она изо всех сил старалась не расплакаться.
– Ненавижу этот праздник, - спокойно произнесла она, продолжая смотреть в окно. - Они приезжают сюда, как феодальные лорды, чтобы взглянуть на своих крепостных крестьян.
– Да не обращай на них внимания, как делаем мы все, - пожала плечами мать, - это просто праздник. Мужчины в этот день не работают. После парада будут пикник и танцы. Когда ты можешь ухватить кусочек счастья, Зоя, не надо зевать.
– Это я понимаю, - согласилась Зоя, чтобы сделать приятное матери.
Элис Уайлдер внимательно смотрела на дочь до тех пор, пока кровь не прихлынула к щекам Зои, потом сказала:
– Иногда ты меня пугаешь.
– Не волнуйся за меня, мама. У меня есть голова на плечах, и работает она неплохо.
– Ты так думаешь, Зоя? Надеюсь, ты права Эти люди, устраивающие парады, ничуть не лучше нас с тобой. Люди в Ньюкасле не богаты, они не умеют красиво говорить, но они добрый, порядочный и работящий народ.
– Ты хочешь что-то сказать о Жан-Жаке, мама? - спросила Зоя.
– Я не видела этого человека и не знаю его, но меня удивляет его поведение, и я думаю, что он воспользовался твоей доверчивостью.
– Как ты можешь так говорить? - Глаза Зои расширились от обиды.
– А ты поразмысли сама, Зоя. Твой отец никогда бы не уехал, оставив меня без денег или возможности брать их с его счета.
– Это не одно и то же, и мне не нужны деньги Жан-Жака. Я зарабатываю достаточно, чтобы оплачивать свои расходы. Нельзя жить на семейные сбережения.
– Много лет назад я предложила твоему отцу купить ему новые приличные башмаки и заплатить за него взнос в профсоюз, чтобы мы могли пожениться поскорее, но он и слышать не хотел об этом и не взял ни цента у меня, женщины. Мы так и ждали, пока он не встал на ноги и у нас не появилось жилье. Я чувствовала бы себя спокойнее, если бы видела в твоем муже нечто подобное. Он должен был навести порядок в своих делах и позаботиться о жене, прежде чем пуститься в свою авантюру и отправиться на Юкон.
Щеки Зои запылали от гнева еще ярче.
– Я не для того отвергала все предложения! Я не идиотка, мама! Если бы ты увидела Жан-Жака, то сразу бы поняла, что он замечательный и любит меня. Он никогда бы не поступил со мной плохо.
– Я только беспокоюсь о тебе, Зоя, вот и все.
– Богатые люди поступают не так, как мы. Жан-Жаку никогда не приходилось считать каждое пенни. Вероятно, ему и в голову не пришло, что он оставляет меня без доступа к своему банковскому счету.
– Еще один вопрос, а потом я замолчу.
– Хорошо.
– Сколько денег из своего вознаграждения ты истратила на то, чтобы снарядить мистера Вилетта в поездку?
– Много, - призналась Зоя, раздражаясь оттого, что за простым вопросом матери крылся неприятный для нее намек. - Я бы и все деньги потратила на него, потому что такой человек, как он, привык иметь все самое лучшее, но он и слышать не хотел об этом.
– Ты говорила мистеру Вилетту о нас? О своей семье?
Зоя встала и принялась оглядывать комнату в поисках своей шляпы и перчаток. Оказалось, мать сложила их в ее небольшой саквояж. Зоя взяла шляпу и пришпилила ее перед мутным зеркалом, повешенным возле окна.
– Я рассказывала Жан-Жаку о Ньюкасле, Коул-Крик и о своей семье. - Она никогда бы не осмелилась лгать матери в глаза, поэтому не поворачивалась от зеркала. - Он знает, что я выросла не в роскоши.
Последнее было правдой, но о деталях Зоя предпочла умолчать.
– А его семья примет тебя? Ты не боишься встречи с этими богатыми людьми?
Неизбежность этой встречи приводила Зою в ужас. Она натянула перчатки, разглаживая каждый палец. Жан-Жак обещал, что его семья полюбит ее так же сильно, как и он сам. Но Зоя понимала, что, конечно, они предпочли бы женщину своего круга.
– Ничего, я преодолею все, когда придет время, - пробормотала она, оправляя платье, чтобы вытряхнуть пыль из его складок.
Мать встала и обошла стол.
– Я провожу тебя на поезд, - сказала она.
Больше Элис Уайлдер не заводила разговоров о Жан-Жаке до тех пор, пока Зоя не взошла на узкую ступеньку лестницы служебного вагона. Тогда она сжала лицо дочери ладонями и заглянула ей в глаза:
– Я так горжусь тобой. Знаю, что ты слишком умна, чтобы дать какому-то проходимцу обвести себя вокруг пальца. И все же я беспокоюсь о моих цыплятках. Я только хочу, чтобы ты была счастлива.
– Не волнуйся, мама.
– Я доверяю твоему суждению, я уверена, что мистер Вилетт именно такой, каким ты его описала, а иначе ты не вышла бы за него замуж.
Зоя стояла на узкой подножке и махала платком до тех пор, пока не увидела, что мать повернула к складам компании. Потом она вошла в вагон, чтобы не простудиться на ветру и уберечь себя от летевшей сажи и дыма. Посещение родного дома оставило в ней смешанное чувство, тревожившее и беспокоившее ее.
Опустив голову, Зоя закрыла глаза и дотронулась до своего обручального кольца, нащупав его сквозь перчатку. Она продолжала думать о разговоре с матерью. Решения, представлявшиеся ей вполне разумными, когда она их принимала, теперь, после разговора с матерью, показались нелепыми и странными.
