— А слуги-то признали ее…
— Так они о том и пожалеют, — с готовностью кивнул Шулер. — Уж я-то умею мозги вправлять!
— Вот это ты зря, Карл Модестович. — «Барон» сверкнул холодными, стальными глазами. — Жестокостью ничего не добьешься. По крайней мере, хорошего. Так что ты смотри, поосторожней. Хуже будет, если дворовые озлобятся да затаятся. Ты вместо этого Полину отряди, пусть походит среди челяди, послушает да сама чего-нибудь расскажет.
— А чего сказать-то? — выпрямился сообразительный Шулер.
— Скажи, дескать, бывшая барыня — не в себе, мол, неслучайно где-то пропадала, да муж ее, говорят, и не погиб вовсе, сама его и — того, понял? — кивнул Жан.
— Как не понять, — закачал головою Карл Модестович. — А кто говорит-то?
— А еще хвастался: «понял, понял»! — передразнил его «барон Корф». — Какое это может иметь значение — кто! Ты, главное, говори! Пусть они лучше думают, что она сумасшедшая, а еще лучше — привидение. А мне время выиграть надо!
— Зря вы так волнуетесь из-за Аньки, ваше сиятельство, — хотел было поддержать хозяина Шулер, но тот замахнулся на управляющего.
— Да помолчи ты и не в свое дело не лезь! В кои-то веки мне так повезло! Разве я думал, что мне такая карта откроется, весь мир — мой! А тут — почившая свояченица воскресла, того и гляди — следом брат из могилы восстанет!
Карл Модестович побледнел — новый хозяин был не в пример прошлым: и нравом покруче, и силой не обижен, даром хоть и ростом невысок, и сложением не вышел могучим. Жан уловил этот его испуг и рассмеялся:
— Тебе, Карл Модестович, бояться меня не резон. Мы с тобой и так уже сильно повязаны. Ладно, пар-то повыпусти да иди за порядком следить. Я на несколько дней уеду, мне надо кое-что разузнать да кое с кем посоветоваться.
— А если Анька за то время с полицией нагрянет? — перекрестился по-своему Шулер.
— Баронессу Анастасию Петровну, если приедет, прими со всей вежливостью и не вздумай ни в чем препятствий чинить. Мне с нею ссориться ни к чему, а там, глядишь, полюбила брата — может, и во мне что-нибудь для себя приятное разглядит…
Глава 2
В поисках истины
— Анастасия Петровна?! Голубушка! — ахнул адвокат Саввинов, когда с поспешностью, выдававшей взволнованность и совершенно не свойственной его возрасту, вбежал в гостиную, где, как ему сказали, его дожидается баронесса Корф. — Не может быть! Это чудо какое-то! Вы живы? Дайте-ка мне взглянуть на вас!
Саввинов с горячностью бросился к Анне и, взяв за плечи, притянул к себе, чтобы получше рассмотреть. Вряд ли кому другому Анна позволила подобную вольность, но старик так искренне, со слезою обрадовался ей! Он всегда относился к Анне по-отечески, и за давностью лет дружбы его с семейством Корфов поверенному многое прощалось — грубоватая назидательность нравоучений, легкий цинизм настоящего знатока человеческих душ и умение охранять свои собственные чувства даже от близких людей. И, хотя Анна всегда знала, что Викентий Арсеньевич — человек истинно благородный и глубоко порядочный, она была тронута столь необычным для него проявлением чувствительности, из которого явствовала искренность испытанного адвокатом потрясения от встречи с нею.
— Вы, милая, это вы! Ах, как я рад! Счастье-то какое! Уже и не чаяли свидеться! — восторженно восклицал адвокат, не позволяя Анне прервать его; и, в конце концов, она и сама рас плакалась, поддавшись на тепло столь неожиданно эмоционального приема, чем страшно смутила старика, и он немедленно принялся утешать ее: — А вот это совсем ни к чему, слезы уже давно все должны быть выплаканы. Вы, голубушка, теперь дома…
— Да как же дома! — в сердцах возразила ему Анна, усаживаясь на диванчик подле адвоката — от переживаний он разнервничался, побагровел и замахал рукой, указывая слуге на грудь. Тот сию же секунду подскочил, взял барина под локотки и опустил на диван. Анна же, едва дождавшись, пока поверенный отдышится, продолжила: — Как же — дома? У меня нет дома, Викентий Арсеньевич!
Вынужденная покинуть свое имение в Двугорском под угрозами самозваного барона Корфа, Анна по дороге в Петербург разрывалась между стремлением покарать, как она полагала, узурпатора и желанием скорее увидеть детей и сестру. И, хотя сердце ее тосковало и тревожилось по родным, Анна остановила возницу, повернувшего было коляску по ее первой просьбе к особняку Репниных, где сейчас находилась Лиза с детьми, и велела ехать на Университетскую набережную, где жил Саввинов.
— Знаю, Анастасия Петровна, ведаю. — Адвокат закрыл глаза, потом принялся дышать всем ртом, снимая напряжение, и лишь, когда лицо его приняло знакомое Анне прежде выражение внешнего спокойствия и благодушия, он вздохнул и заговорил почти официальным тоном, лишенным какой бы то ни было окраски или эмоции: — Увы, я ничего не смог поделать… Явившийся ко мне молодой человек представил документы, достаточные для того, чтобы включить его в число наследников, имеющих право на владение собственностью семьи Корфов. И я вынужден был обсудить с ним условия исполнения его ходатайства о передаче ему причитающейся по закону части наследства.
— Причитающейся по закону? — с возмущением повторила Анна. — Вы, верно, шутите? Какие могут быть права у самозванца?! Он присвоил себе имя покойного моего опекуна и отца Владимира, вашего друга, Ивана Ивановича!
— Возможно, вас ввело в заблуждение имя этого человека, — печально сказал Саввинов, — равно, как и меня кольнуло поначалу подобное совпадение…
— Совпадение?! — с негодованием вскричала Анна, невольно прерывая старика.
— Так и я подумал сначала, едва только приступив к изучению бумаг, — кивнул адвокат, поясняя свои слова. — Но, внимательно прочтя их все, исследовав все подписи и рассмотрев все печати и знаки до запятых, я понял, что имею дело не просто с совпадением, а со следованием семейной традиции — давать имена детям по отцу.
— Что значит — по отцу? — растерялась Анна.
— Должен сообщить вам, уважаемая, Анастасия Петровна, что молодой человек, с которым вам, судя по всему уже довелось познакомиться, пребывает с вашим покойным супругом в прямом родстве и является ему братом по отцу, — развел руками Саввинов.
— Но как это может быть? — прошептала Анна. — У Ивана Ивановича был только один сын…
— Да, — вздохнул адвокат, — мы все так думали. Но, оказалось, что у барона был еще один ребенок. Сын от родной сестры его жены, которого при рождении назвали Иваном.
— Сестра жены? — не сразу поняла Анна.
— Барон, как вы знаете, — напомнил ей Саввинов, — был женат на потомственной дворянке Наталье Сергеевне Белозеровой, умершей рано своей смертию от слабости легких. Сестра же ее Екатерина Сергеевна жила в доме барона и ухаживала за больной сестрой и племянником, пока вследствие неустановленных причин не помутилась рассудком и не покинула дом своих родных, чтобы обитать подальше от людей, в лесу…
— Сычиха! — воскликнула Анна.
