— Я не позволяю себе идти на сговор с клиентами. Прошу прощения, давайте не будем обсуждать эту тему. У меня интерес исключительно корпоративный. Я готов снизить цену сделки на мой гонорар, но никогда не пойду на тайную комиссию. Вашу щедрость и великодушие я ценю и считаю их предвестниками контракта. Перед нашей встречей у меня оставался самый скудный резерв — один процент от моих комиссионных. Я готов отдать его полностью. О нашем приватном разговоре никто не узнает: у нас не принято обсуждать деликатные предложения клиентуры. Если вы готовы подписать сделку, то договор перед вами.
Я вытащил из папки контракт, шариковой ручкой исправил цену, снизив ее на один процент, и обратился к греку:
— Отдать секретарю для перепечатки, а потом представить вам на подпись?
— Поли кала![1]
Илиадис дулся и потел. Странный тип. В конце концов он изумленно поднял брови и, мрачно взглянув на меня, фыркнул что-то свое. Потом добавил:
— Неси, неси свою бумагу…
Высоко подняв голову, Парфенчиков вернулся в свой кабинет. До конца рабочего дня он хотел обдумать дела на завтра, а кроме того, отправить несколько предложений в Румынию и Албанию. В этих странах он видел немалый покупательский потенциал. После работы Петр Петрович пошел на концерт симфонической музыки. В программе были обожаемые им композиторы: Чайковский, Шостакович, Бородин. Но по дороге домой он размечтался о карьере и чрезвычайно возбудил себя этими мыслями. Едва он вошел в свою квартирку, как сразу сел за стол. Надо было обдумать текст письма владельцам фирмы, в котором он хотел рассказать о своих служебных заслугах и планах по развитию предприятия. Но вдруг Петр Петрович остановил себя, решив вначале подготовить анонимное письмо с жалобой на начальника торгового отдела и директора коммерческого управления фирмы. Несколько дней назад он узнал некоторые их грехи и недочеты. Тут же блеснувшая интуиция реализовалась в желание ознакомить владельцев компании с пикантными подробностями в надежде навсегда скомпрометировать упомянутых персон. И Парфенчиков вдохновенно принялся строчить.
К величайшему собственному изумлению он никак не мог остановиться. Казалось, что Петр Петрович даже забыл об изначальной цели, вынудившей его обратиться к эпистолярному жанру. Уже шел девятый час утра, о работе он не вспомнил, и без малейших признаков усталости продолжал писать кляузное сочинение…
…Очнувшись, Парфенчиков увидел перед собой прежнего очкарика. Профессор пристально разглядывал его с довольно грустной физиономией, а когда их взгляды встретились, слегка поморщился и произнес:
— Ну, как вам опыт перевоплощения?
— Я ничего не помню, — ответил Петр Петрович. — А что было-то?
— Ну слава богу. А я успел понаблюдать за действием возбуждающего механизма моего фармакологического детища. Не скажу, что чудо свершилось, но оно, кажется, уже совсем близко. Теперь хочется активизировать вашу мутационную систему не энергией маковой головки, не пьяными фантазиями алкоголя, не медитациями в стиле йогов, а очередной инъекцией. Как договаривались, я добавлю в ваш генный купаж десять процентов еврейской крови! Согласны?
— Подождите, подождите. Дайте съесть три ложки моего замечательного порошка. На меня кумар надвигается…
— Вижу, вы пришли в себя. Начинаем? Сделаем еще один шаг к успеху научного эксперимента? Хочу потешить себя картинами желаемого.
— Готовьте шприц!
— Закройте глаза…
Будильник оглушил сонного Петра Петровича. Он очнулся, посмотрел на часы. Встал и направился в ванную. Душ в рабочие дни он принимал в офисе. Парфенчиков строго следил за коммунальными расходами. Чтобы почистить зубы, он никогда не открывал кран, а набирал в стакан воду, мочил в ней щетку и тер зубы. Потом споласкивал рот водой из стакана, но использовал ее лишь частично. Умывался он тоже несколько необычно. Под слабенькой струйкой воды смачивал полотенце, протирал им лицо, шею и грудь. Мочился Петр Петрович исключительно в раковину, чтобы не спускать девятилитровый бак унитаза. Урину смывал водицей, оставшейся в стакане. Но он не просто выливал воду в раковину, а аккуратно, даже как-то тщательно смывал следы мочи, присматриваясь к каждой капле с желтизной. Завтракал Парфенчиков только в офисе. Не только потому, что кофе и сахарок фирма предлагала сотрудникам бесплатно, а бутерброды он приносил с собой, а потому, что после завтрака, по обыкновению, он садился на унитаз, а значит, должен был расходовать воду. Этого он себе не позволял, пристально следя за коммунальными платежами.
Одевался он опрятно, в костюм офис-менеджера, своей машины не имел, на работу добирался на общественном транспорте. «У меня сегодня важные клиенты. Две дамочки из Норвегии. Надо сказать, довольно богатенькие. В их планах покупка трех судов для местных маршрутов между фьордами. Во второй половине дня у меня встреча с греком. Этот хочет купить яхту класса люкс. Так, что Парфенчикова сегодня ожидает день большого бизнеса. Надо думать о фирме и о себе. Если бы я о себе не заботился, разве смог бы за пять с половиной лет собрать капитал в четыреста тридцать тысяч долларов? Нет, не простой я человек, Петр Парфенчиков. И деньги мои лежат в трех самых авторитетных банках — ВТБ, Альфа-Банке и Сбербанке. И разместил я их тоже с умом: двадцать процентов от суммарного капитала в рублях, а по сорок — в долларах и евро. Насколько евро поднимается, ровно настолько доллар опускается, и наоборот. Это как сообщающиеся сосуды! Тут потерь быть не может. А рубли лежат с января до первого августа под восемнадцать процентов. После чего я их сконвертирую и разложу по двум счетам — зеленому и фиолетовому. Так надежнее будет. Деньги любят тишину и время. Без этих составляющих они становятся обычной разменной монетой, их мощь оборачивается товарной трухой. Пуританство в потреблении, скромность в быту — мои незыблемые принципы. Если удается экономить на самом себе, я искренне радуюсь, а когда на чужих, подбадриваю себя простыми аргументами: “Вот еще! Каждый платит за себя. Иначе и быть не может!” — Многие путают экономность с жадностью, между тем это совершенно разные понятия. Жадность — это когда очень хочешь иметь нечто материальное, но не желаешь тратиться. А экономность — философия жизни: довольствуешься малым не потому, что не можешь позволить себе большего, а потому что считаешь это большее неважным, незначительным и совершенно не нужным.
Первое, что я сделал, влетев в офис, — с удовольствием позавтракал. Бесплатный кофе всегда кажется вкуснее. Потом направился в туалет. Сделав неотложные дела, вернулся в свой кабинет и стал ждать двух фифочек из Норвегии. В последнее время, когда мой капитал перевалил за четыреста тысяч долларов, я стал подумывать об открытии собственного бизнеса. Я знал практически всех производителей маломерного флота от Китая до Канады. В моей картотеке были адреса многих клиентов, интересующихся яхтами, катерами, глиссерами и другими посудинами. С некоторыми из клиентов я был лично знаком, с другими общался по Интернету или по телефону. Так что в конце года я планировал создать собственное агентство по продаже судов. Стать независимым предпринимателем было моей мечтой. Просмотрев почту, я пропустил мимо своего внимания жалобу венгерских клиентов на качество краски. «Зачем связывать свое имя с конфликтной ситуацией? — подумал я. — На этих судах наша фирма использовала краски финской фирмы. Когда я начну свое дело, финны будут давать мне скидки на свою продукцию, а хорошая цена позволит мне продавать их продукцию Дунайскому пароходству. Помимо трех судов, которые наша фирма продала венграм в прошлом году, их флот насчитывает более сотни плавучих средств. Защищая одних, я обязательно испорчу отношения с другими. Это не входит в круг моих интересов. В этом вопросе лучше действовать из-за кулис. Я не придал большого значения письму начальника Батумского пароходства Сурманидзе, желающего взять три наших судна в лизинг. Мировой кризис в разгаре — вдруг грузины не смогут платить по договору? Тогда руководство фирмы повесит на меня все хлопоты по разрешению конфликта. Мне это надо? Ведь все время уйдет на этот конфликт. Время на продажи сократится, а значит, уменьшатся комиссионные. Пусть этим вопросом занимаются другие. Улаживать споры — дело юристов, а я менеджер по продажам!
