— Ты верховный бог? — удивился Дор.
— Я всего лишь Его слуга.
— Он владыка смерти?
— Тебя спасли от нее.
— Для того, чтобы я умер здесь?
— Нет. В этой пещере ты не состаришься ни на миг.
Пристыженный Дор отвел глаза:
— Я не заслуживаю такого подарка.
— Это не подарок, — ответил старик.
Он встал, держа посох перед собой.
— Ты кое-что начал, пока был на Земле. Нечто такое, что изменит всех, кто придет вслед за тобой.
Дор покачал головой:
— Ты ошибаешься. Я маленький человек, изгнанник.
— Мало кому дано постичь собственную власть, — произнес старик.
Он ударил посохом оземь. Дор моргнул. Перед ним появились все его орудия и инструменты — чашки, палки, камни и дощечки.
— Ты кому-то отдал один из этих предметов?
Дор вспомнил о палке, с помощью которой отслеживал движение солнца.
— Его у меня забрали, — сказал он.
— Теперь будет много других. Если желание вести счет возникло у одного из вас, оно уже не утихнет и будет сильнее, чем ты можешь себе представить. Вскоре человек сможет исчислять века, разделить день на мелкие части, а затем на еле уловимые доли — до тех пор, пока счет не поглотит его целиком и чудо мира, подаренного ему, не будет утрачено.
Старец еще раз ударил посохом по камням пещеры, и инструменты Дора превратились в пыль.
— Зачем ты измеряешь долготу дней и ночей? — прищурился кудесник.
— Чтобы знать это, — ответил Дор, отводя взгляд.
— Знать именно это?
— Да.
— И что же ты знаешь… о времени? — допытывался старик.
Дор покачал головой. Никогда раньше он не слышал этого слова. Что же ответить на этот вопрос?
Колдун выставил костлявый палец и сделал вращательное движение. Следы от слез Дора стянулись в голубое озерцо на каменном полу.
— Узнай то, чего не знаешь, — сказал старик. — Научись понимать, что проистекает из твоих подсчетов.
— Как? — спросил Дор.
— Прислушивайся к страданиям, которые от этого возникают.
Он нагнулся и прикоснулся рукой к влажным дорожкам, оставшимся от пролитых слез. Они стали жидкими и заблестели. Маленькие облачка дыма возникли над их поверхностью.
Дор наблюдал, смущенный и ошеломленный. Он мечтал об одном — вернуть Алли, но ее больше не было.
— Пожалуйста, позволь мне умереть, — попросил он сдавленным шепотом. — Я не хочу жить.
Кудесник поднялся:
— Не тебе решать, сколько будут длиться твои дни. Об этом ты тоже узнаешь.
Он сложил вместе руки и вдруг стал ростом с ребенка, потом с грудного младенца, еще больше уменьшился в размерах и взмыл в воздух, как пчела в полете.
— Подожди! — закричал Дор. — Долго ли я буду здесь томиться? Когда ты вернешься?
Съежившаяся фигура старика достигла потолка пещеры и прорезала щель в скале. Оттуда упала одинокая капля воды.
— Когда небо встретится с землей, — сказал колдун и исчез.
18
У Сары Лемон были очень хорошие оценки по естественным наукам.
«И что мне это, в сущности, дает?» — нередко спрашивала она себя.
Основания для такого вопроса у нее были. В старших классах самое главное — популярность, и зависит она главным образом от того, как ты выглядишь. Если для Сары экзамен по биологии был плевым делом, то собственное отражение в зеркале вовсе ее не радовало, да и окружающим она вряд ли казалась привлекательной: у нее были слишком широко посаженные карие глаза, сухие вьющиеся волосы, щербинка между зубами, рыхлая фигура. Увы, ей так и не удалось сбросить вес, набранный после развода родителей. Она морщилась, разглядывая свои полноватые руки и грудь, и не без горечи резюмировала: «А зад еще толще».
Поэтому, когда одна из подруг матери сказала, что «Сара, возможно, станет привлекательной, когда вырастет», девочка только фыркнула. Эти слова прозвучали для нее весьма сомнительным комплиментом.
В выпускном классе Саре Лемон исполнилось семнадцать лет, и была она, по мнению большинства ребят, слишком умной или чересчур странной, а может, и такой и этакой. Учеба не представляла для нее ни сложности, ни интереса; обычно Сара садилась у окна, чтобы бороться со скукой. Нередко она рисовала в записной книжке автопортреты с надутыми губками, закрываясь локтем, чтобы остальные не видели.
Сара в одиночестве ела свой ланч, возвращалась домой без попутчиков и проводила вечера дома с матерью. А когда Лоррейн уходила потрещать с подругами (эти встречи Сара именовала «клуб разведенок»), девочка ужинала одна, сидя за компьютером.
По оценкам она шла третьей в классе и ждала возможности досрочно подать документы в ближайший государственный университет — средств у Лоррейн хватало только на него.
Благодаря подготовке к поступлению Сара и познакомилась с Итаном.
Высокий, худой, с сонными глазами и густыми волосами кофейного цвета, он тоже учился в последнем классе школы. Итан любил и умел быть в центре внимания, друзей и подруг у него было хоть отбавляй. Участие в команде по легкой атлетике и в музыкальной группе прибавляло ему популярности. В астрономической системе старших классов Сара никогда не смогла бы выйти на его орбиту.
Но по субботам Итан разгружал грузовики с едой в приюте для бездомных — там же, где Сара подрабатывала волонтером. Дело в том, что для поступления в университет требовалось написать эссе о «важном опыте общественной работы». Сара не знала, как подступиться к такому заданию, поэтому, чтобы честно выполнить его, предложила свои услуги приюту, и там ее охотно приняли. По правде говоря, большую часть времени она проводила на кухне, наполняя пластиковые миски овсянкой. Рядом с людьми, лишенными крова, Сара чувствовала себя крайне неуютно. Ну что им может сказать какая-то девчонка из пригорода, в пуховике и с айфоном? «Мне очень жаль»?
И тут появился Итан. Сара заметила его в первый же день. Он стоял рядом с грузовиком (фирма, поставлявшая продукты в приют, принадлежала дяде мальчика). Итан тоже обратил на девочку внимание, должно быть, потому, что здесь больше не было их ровесников. Швырнув коробку на кухонный стол, он кивнул Саре: «Привет, как делишки?»
Она ухватилась за эту фразу, как за сувенир. «Привет, как делишки?» Его первые слова, обращенные к ней, звучали для нее музыкой.
Теперь они общались каждую неделю. Как-то раз она взяла с полки и предложила ему пачку крекеров с арахисовым маслом, но мальчик сказал: «Не-а, не хочу отбирать еду у нищих». Это показалось Саре чудесным, даже благородным.
Она вообразила, что Итан послан ей судьбой, — девочкам свойственны подобные иллюзии. Вдали от школы с ее неписаными правилами насчет того, с кем можно говорить на равных, Сара держалась более уверенно. Она меньше сутулилась, вместо футболок с социальными посланиями иногда надевала открытые, женственные блузки и краснела, когда Итан подмигивал: «Хорошо выглядишь сегодня, Лемон-ад».
