Ознакомительная версия. Доступно 15 страниц из 71
С нашей, ребяческой, точки зрения, пусть бы они сидели – хоть шайба не пролетает. Но Костолопатин – смутно помню – поменял столбы. После этого ворота исчезли вовсе.
Без ворот жизнь замерла. Не поиграешь даже в метлу.
Прошел почти год. К ноябрьским – как помню – праздникам Костолопатин поставил новые, стальные ворота.
В ночь после этого раздался глухой удар. Подумали, что бак от мороза лопнул – стояли там такие, на случай пожара, баки. Но вышло совсем другое.
Утром возле новых, стальных ворот обнаружены были старые наши ворота. И тут же, прислонясь к забору, сидел Коля Шальной. Подумали, что он пьяный, так как ни на что не реагировал, даже на колесо. Потом увидали у него за ухом кровь. Вот, собственно, вся история.
То, что он был избит, это, как я теперь понимаю, вымысел. Несмотря на свою фамилию, Костолопатин был тихий, в общем-то, человек, говорил тенором. Потом, не спать целую ночь… Нет, я не верю. «Придумать можно все, кроме психологии», – говорит Лев Толстой.
Коля, с другой стороны, был явно неравнодушен к воротам. Однажды он ходил там – никто не видел, кроме меня. Как раз когда Костолопатин создал зазор в первый раз. Он ходил, сжав кулаки, от столба к столбу. Несколько раз делал маневр: уже, казалось бы, уходил, но быстро возвращался и тут же смотрел вниз. Потом озлоблялся на землю и пинал ее яростно. И опять ходил от столба к столбу. Его что-то тревожило во всем этом. Какая-то заложенная тут проблема. И конструкция ему явно не нравилась. Растопырив руки, он хотел встать вместо ворот, но если вставал к одному столбу, то не мог достать до другого, а если переходил к тому, то отрывался от этого.
Я не досмотрел тогда, а теперь думаю, что он помогал воротам садиться. И в новые ворота сам стукнулся головой. Он решил проблему вот каким образом: столб должен быть один и стоять посреди дороги, а ворота – отходить в разные стороны, как руки. Но когда притащил свое открытие – увидел новые, стальные ворота. Естественно психологически – прийти в отчаяние. И биться в них головой.
Как у нас есть понятие «выбиться в люди», так и он, по-моему, без понятия – в юродивые.
Может, он бился часто – и упал, а может, остановился, потом разбежался и ударился изо всех сил. А может, даже не сбавил скорость, когда увидел ворота – своего рода психическая атака, – чтоб показать презрение или взять на испуг.
* * *
– Кстати, Саня, – сказал Серега, разливая квас, – а ты помнишь второго Колю?
– Сику?
– Ну да. Знаешь, откуда пошло «Сика»?
– Откуда?
– Оказывается, у него фамилия была Сикорский! Как у этого, который вертолет изобрел!
– Да ты что!
– А вы даже не думали, что у них бывают фамилии. Вот я вам всегда говорю, – вступила на кухню жена, откуда ни возьмись, – не любите вы Божиих людей! Разве можно так издеваться, колесо накидывать! Если б это было в прошлом веке, все бы поняли, что Бог хочет сказать через него: «Широки врата и пространен путь, ведущие в погибель…»
– Елена! – поднял голову нумизмат, – не трожь пионеров! «Царство над миром принадлежит ребенку» – Гера… клит сказал. – Он посмотрел на меня и вдруг захохотал. – Мусенька, Муся, – прервал смех, увидев кошку внизу, – иди сюда… Иди сюда, Муся, я тебя мускатиком напою…
* * *
«Да… – думал я, возвращаясь домой. – Сикорский!»
А что если и Коля Шальной хотел использовать ворота как крылья? Ведь смерд Никита использовал – именно деревянные. А может, он и в небо взлетел? По логике – так ведь оно и было. Даже земной шар обогнул в воздухе. И летел бы дальше, но врезался в эти стальные ворота. Не разглядев в темноте.
Вы скажете:
– Квасной патриотизм.
Отвечу:
– Вы ничего не понимаете в квасе.
Я когда выпил настоящего, нумизматского квасу, мне показалось – я сам лечу.
Да и кто говорит, что он русский? А может, римля-нин. Может, он на родину летел. Точно. Я-то думаю, на кого он похож? Вот на эти бюсты лобастые, римлян. Потому и не говорил ни хрена.
Силантий-то оказался немецкий шпион. Палки-то убирал с дорог, перед войной!
Насчет неверия – вот как раз в то же самое время, когда Колю нашли, один парень рассказывал про Чехословакию – тоже думали, заливает.
Может, Коля пролетал над Чехословакией – потому и задумался. Нет, людей надо любить…
Я стал думать, сколько неизвестных еще, и тут в моей памяти всплыло, что был ведь еще Сева Неизвестный! Теперь-то все знают, что это такая фамилия, а тогда смеялись над ним. «Скульптор Эрнст, – твердил я про себя, двигаясь дальше, – Неизвестный глину месит, день и ночь не спит, не ест… руководство МОСХа бесит…»
Но самое поразительное случилось, когда я пришел домой. Войдя к себе, взял я Есенина, – не знаю, почему, с самой школы не брал – и тут обнаружилось, что Шага, оказывается, это сокращенное от Шаганэ!
Открыл наугад – и наткнулся:
Ни к чему любви моей отвага
И зачем? Кому мне песни петь?
Если стала неревнивой Шага,
Коль дверей не смог я отпереть…
Бревна
С чехами же все было по-другому. Раздался звонок в дверь – обычно я ночью не открываю, кому надо, он и так войдет, правильно я говорю? – через дверь ко мне за всю мою жизнь только одна женщина вошла ночью, да и та с железными зубами, а тут задумался о чем-то и открыл машинально. Стоит человек, я сразу не понял, в чем дело: темно, лампочку вывинтили; потом пригляделся – у него из глаза сук торчит.
Я аж отшатнулся – думаю, сейчас он на меня упадет, его просто так поставили. А он спокойно – как мне показалось – перешагивает через порог, протягивает руку и говорит:
– Мы все преступники. Мы должны покаяться, как Лукин.
– Подожди, – говорю, – какой Лукин? Заходи, хоть чаю попьем, – а сам думаю: «Господи, твоя воля. Надо принимать все как есть».
Он проходит на кухню, садится. Открываю термос, наливаю чай. Он говорит:
– Зачем мы сломали Дубчека? – и поворачивается ко мне, едва не опрокидывая стакан своим суком.
И тут я узнал его: журнал у меня брал. Просил что-нибудь эротическое, я и дал ему этого чеха, Кундеру. «Невыносимую легкость бытия».
Только я вспомнил – и стало ясно: вот сейчас остатки честности покинут меня, и все будет лицемерием. Все, что я ни скажу.
«Ну и пусть, – думаю. – Тогда я и не буду ничего говорить».
И вот сижу я, как последний лицемер, и думаю только: «Почему я бревен не чувствую? Вижу этот сук в его глазу, а бревен в своих глазах, – я повел головой, – не чувствую. В самом деле».
А он говорит:
– Неужели у нас нет честных людей? Один Лукин?
Ознакомительная версия. Доступно 15 страниц из 71
