– Вы разве рассчитываете здесь переночевать?
Повернувшийся к ним Брюно всем своим видом выражал отвращение.
– А где же вы хотите переночевать? – спросил Лоик. Он стоял, прислонившись к телеге, руки в карманах, его полотняная куртка помялась, узел галстука ослабился. Этот мужественный вид явно был ему к лицу.
Последовала секунда замешательства, все переглянулись и наконец заметили парня, который буквально лежал на Люс, его рана кровоточила, и ее шарф был пропитан кровью. «Его уже никогда не надеть!» – подумала Диана, гордясь своей предусмотрительностью.
– Но, в конце концов, этого не может быть! – сказала она. – Разве у этого молодого человека нет никого, кто бы ему готовил еду, с кем он мог бы поговорить? А что же станет с нами? У нас и так уже на руках мертвец, а теперь еще – и раненый!..
И она пустилась в тягостные и злобные рассуждения, прерванные приходом худой женщины, одетой в черное, с суровым застывшим лицом. Бросив на них взгляд, в котором не было удивления, она вскарабкалась на подножку, взяла в охапку бесчувственное тело крестьянина и стала вытаскивать его из телеги. Лоик и Диана машинально бросились к ней и помогли спустить потерявшего сознание парня. Они даже взяли его – Лоик за плечи, а Диана за ноги, – чтобы отнести его в дом, повинуясь властным жестам женщины в черном. Но, сделав два шага, Диана зашаталась и остановилась.
– Я не могу! Я действительно больше не могу, Лоик! Я сейчас рухну! Этот парень для меня слишком тяжел, я больше не могу! Что вы хотите, я измучена!.. В жизни бывают такие моменты…
И, хладнокровно бросив ноги парня на землю, она в свою очередь уселась на подножку, чтобы выложить, что у нее на сердце.
– Не знаю, отдаете ли вы себе отчет, Лоик, но с самого сегодняшнего утра в нас три или четыре раза стреляли из пулеметов, нашего шофера убили на наших глазах, нашу машину сожгли, нашему хозяину пуля прострелила ногу, его лошади понесли, и только чудом я смогла их укротить… наконец, мы добрались до деревенского дома, просим пристанища у женщины, которая не может вымолвить и слова по-французски! Хотя у меня и стальные нервы, должна вам сознаться, Лоик, что и они начинают сдавать…
– Вы абсолютно правы, Диана, но нельзя же оставить этого молодого человека на земле! Нужно что-то делать.
Диана с быстротой змеи повернулась к Брюно, который бесстрастно продолжал примерять свитеры в двух шагах от бедняги Жана.
– Брюно! – пронзительно закричала она. – Брюно! Да помогите же нам, наконец!
– Я уже предупредил вас, что ради этой деревенщины я не пошевелю и пальцем!
Затянувшееся молчание таило в себе бурю, о чем и возвестил голос Дианы, прозвучавший как труба, как горн, во всяком случае, как музыкальный инструмент из военного оркестра:
– Предупреждаю вас, мой милый Брюно, если вы сию секунду не поможете Лоику, то, приехав в Париж – или в Нью-Йорк, – я всем расскажу вашу историю с чеком: ваш знаменитый чек… чек этой американки, вы знаете, о чем я говорю…
Брюно сделал два шага вперед и побледнел. Его голос дрогнул, и он пустил петуха, как подросток:
– Вы ведь не сделаете этого, правда, Диана? Иначе вы сами попадете в смешное положение!
– В моем возрасте смех не убивает, мой друг… он лишь задевает. А вот в вашем он убивает. Вы погибнете! Все общество отвернется от вас! Я сама этим займусь… лично! Поверьте мне!
Прекратив спор, Брюно подошел, взял крестьянина за ноги, поднял его и вместе с Лоиком отнес в дом. Они оказались в большой темной комнате, где сначала ничего не разглядели, кроме женщины, нетерпеливо указавшей им на альков, где стояла постель, покрытая старыми одеялами, на которой они и разместили раненого, прежде чем выйти. Они успели разглядеть в комнате только отблеск большого огня, ярко горевшего, несмотря на то что стояло лето. Комната была явно тем местом, которое Диана назвала бы «ливинг-рум», если можно хоть один раз, не рискуя показаться смешным, употребить это модное английское словечко. В конечном счете ни один из мужчин не обратил внимания на обстановку: Брюно – сознательно, а Лоик – по рассеянности, настолько его уже успела захватить эта история с американским чеком. В нем опять проснулся светский человек: он понял, что не успокоится до тех пор, пока Диана не расскажет ему обо всем.
Меж тем Диана, собравшись с силами, вошла решительным шагом в комнату. Остановившись на пороге, она вытянула шею, как цапля, смешно вращая глазами. В измятом костюме, с растерянным лицом и взлохмаченными волосами она напоминала антиквара, забредшего сюда вечером в безуспешных поисках старой мебели, или даму из благотворительного общества, заглянувшую на огонек в не менее безуспешных поисках бедняков. «Утонченная, элегантная Диана Лессинг вдруг стала похожа на брюзгливого торговца», – подумал Лоик. И внезапно, как по мановению волшебной палочки, она наконец нашла смысл в их путешествии. Распетушившись, с глазами, горящими от возбуждения, которое не смогли приглушить даже сегодняшние приключения, она вцепилась Лоику в руку и сказала властным и в то же время заискивающим голосом:
– Посмотрите, Лоик, на этот стол! Именно такой я искала для Зизи Мапль! А эта хлебница! Шикарно! А эти часы просто вос-хи-ти-тель-ны! Как вы думаете, они продадут их нам? Как жаль, что этой прекрасной мебелью никто не пользуется! Ах, что за часы, я без ума от них!
– Вы ведь не сможете увезти их в Соединенные Штаты, – сказал Лоик, впервые показав свою практичность. – Может быть, лучше дождаться окончания войны…
– Как же здесь спокойно! Я нахожу, что здесь очень хорошо, – сказала Люс. – А ведь совсем недавно я так боялась! Вообще сегодня на меня напал такой страх!
– Как и на лошадей, – заметила Диана. – Даже не знаю, как мне удалось остановить их… если честно признаться!
– О Диана! Вы были великолепны! – сказала Люс с подлинным энтузиазмом, что заставило Диану горделиво распушить перья.
Лоик улыбнулся ей:
– Я, увы, ничего не видел! Вцепился в какую-то перекладину, меня почти выбросило из телеги, и я болтался как кретин, пытаясь забраться обратно. Совсем как Брюно. Не так ли, Брюно?
Но Брюно, с презрением разглядывавший комнату, только пожал плечами и ничего не ответил.
– Что это за история с американским чеком? – прошептал Лоик Диане, которая прошептала ему в свою очередь:
– На днях расскажу вам… если будете паинькой! Займемся сначала нашими хозяевами.
И она направилась прямо в сторону алькова, где сидела женщина, накладывая на ногу своему сыну какой-то странный компресс, основу которого, казалось, составляли земля и черноватая марля.
– Ему лучше? Какая ужасная рана! Вы знаете, этот милый молодой человек спас нас!
Затем, поскольку фермерша не двигалась и не смотрела на нее, Диана решила пустить в ход тяжелую артиллерию.
– Меня зовут Диана Лессинг, – сказала она, протягивая руку прямо под нос хозяйке, которая от удивления пожала ее.
