– Она до этого никогда не рисовала?
– Рисовала... Но редко. А теперь это было как-то даже неистово, что ли...
– Это ее успокаивало?
– Нет. Не очень... Она как будто хотела этим выразить себя, начинала всегда очень энергично, а потом сбивалась... Будто хотела сказать и не могла... Она рисовала пейзажи и бросала их, не заканчивая... Делала все новые и новые попытки... и опять бросала... Очень переживала, что не получается передать то, что она видит. Она очень расстраивалась... Я купил ей этюдник. Она его все время открывала и тюбики краски в нем перекладывала с места на место... И просила меня привезти новых... Ей нужны были все новые и новые цвета... Будто их было недостаточно... Уже гораздо позже я нашел ее дневник... она его писала как раз тогда... когда мы жили там. У друга. В Шотландии. Может, и не поможет... Но кто знает?
– Вы говорите об этом дневнике?
– Да, об этом.
Следователь открыл кожаную толстую тетрадь.
Шотландия. Октябрь. Далмалли.
17 ноября.
Удивительно. Не могу оторваться от окна. Зеленое небо. Персиковый румянец заката. Не могу отойти от стекла. Боюсь пропустить. Все так быстро меняется. Как в кино. Так легче. Так есть какая-то схожесть.
Вчера снился Сон. Множество роз, собранных в огромные букеты, протаскивают в узкую глиняную дыру. Лепестки сжимаются, острыми обрезами скручиваясь в необыкновенные узоры... Сверхтерпимая красота...
19 ноября.
Живу в комнате, где останавливалась королева. Ее фотография на стене и постоянное ощущение чьего-то присутствия– тени, перемещения, прикосновения, шепот, шелест одежды, вздохи... Движение воздуха. Сами открываются шкафы, скрипят комоды. Блики бегают по стеклам окна... Удивительные тени. Прозрачные, как акварельные мазки, иногда лиловые и легкие, а иногда плотные синие с мягкими границами, нервные и живые... Некоторые – легко пролетающие, а другие – медленно ползущие... Выжидающие...
Сегодня всю ночь ребенок всхлипывал через окно, будто ему не хватает дыхания, из-за отека горла... Наверное, приснилось. Тут нет никаких детей.
20 ноября.
Пили кальвадос. Привезли из Анфлера. По всем правилам. С куском сахара. Сахар вбирал в себя жидкость и разваливался на кристаллы. Медленно. Будто живой. Потом плакала. Расстроила мужа.
24 ноября.
Еле высидела завтрак... Много гуляли. Кроны деревьев в клубах памелы, как в гнездах... Зеленые стволы на фоне ржавчины палой листвы. Холмы расчерчены шоколадными прямоугольниками пашен. По ним равномерно, как вензеля на обоях, расставлены овцы. Красиво так, что больно. Жухлая осока, как седая челка. Дома из камня, проволочные изгороди. Заросли ежевики. Сизые сараи. Изломанный металл ветвей. Небо прорезает шпиль маленькой деревенской церкви. Кучи фиолетового торфа. Пыталась писать все это. Но все не так... Каккистью замешать лиловый дымок молодого кустарника, морозную зелень травы, или папоротник, пробивающийся в насыпи мышиного бархатного гравия... Задыхаюсь от цвета.
1 декабря.
Дошла до озера. Никелированная поверхность воды среди седых перьев травы, скрученной в закольцованные космы. Камни на дне сияют лимонным сквозь воду черного жемчуга. Сидела, наблюдала. С неба аккуратно сыпали снег как соль на муть рыжих лиственниц, на черные ели и мшистые стволы... Горы, как отшлифованные небом агаты. Серо-розовые топазы озер.
Как только небо зажелтело солнцем, снег гор обратился в лиловый и закурил в небо рваным дымом облаков. Ветер треплет верхушки самых высоких елей, метет поземкой с круч, обнажая щетину глиняного сухостоя.
3 декабря.
Каменные лестницы с вазонами, площадки, террасы сияют на солнце, пудрой снега присыпанные. Подчеркивают его белизну ярко-фиолетовыми тенями. Бамбук трясет узкими листьями, пытаясь освободиться. Туи звенят тонкими кораллами веток. Нужно купить золотистую охру.
Домой вернулась поздно. Все перепуганы. Меня потеряли. Говорят, едва не вызвали полицию. Заставилилечь в постель в коробке комнаты. Я просилась еще погулять после ужина, но не пустили. Говорили, что, скорее всего, я простыла.
4 декабря.
Все-таки я заболела... Но совсем не оттого, о чем все думают. Нельзя заболеть отхолода... Я заболела болезнью коробок.Единственное, что удалось упросить их сделать – это пододвинуть кровать к окну и дать мне альбом с пастелью... Я целый день рисовала горы. Они пылят белыми клубами иуходят к горизонту множеством фантомов, там, далеко превращаются в облака и покрывают собой все небо. Озеро начищенным зеркалом отражает божественный свет, пуская сквозь паутину веток солнечные зайчики. Плачу, когда вижу все это...
10 декабря.
Все вокруг засыпало снегом. Но я-то знаю, что белизна лишь полог, под которым скрывается жизнь...
11 декабря.
Too Strange То Live, Too Rare To Die...[3]
14 декабря.
Сегодня к нам приехали гости. Супруги с одинаковыми лицами. Наверное, многие годы они заглядывали друг другу в глаза или очень часто говорили, уставившись друг на друга. И спрашивали постоянно друг друга: «О чем ты думаешь?»
Опять писала, но мои облака из шелковых, становились грязным, еще не сваленным войлоком. Как сбитые в кучу овцы. Сдирала все и переделывала, но прозрачность ускользала, и лезли ошметки этой немытой шерсти... Пока пыталась – за окном все поменялось, и у меня дух захватило, когда я увидела, что далеко под ними фиолетовое тело земли покрылось тонкими апельсиновыми венами. Порвала работу. Опять все испугались. А потом облака рассыпались ярко-желтой воздушной кукурузой. Я начинаю забывать! Этого нельзя допустить...
– Скажите... – Следователь аккуратно отложил дневник, поднял глаза на мужчину, но тот продолжал смотреть на тетрадь, как на что-то необыкновенно важное. – А до того, как это произошло... Какая она была? Тихая?
– Нет. До... Она была очень веселая... Любопытная такая. Смеялась много... Чуть шаловливая даже... Мы как-то останавливались с ней в гостинице. Гостиница огромная, посреди поля, вокруг ничего абсолютно нет... Шикарная, в старинном доме, с антикварной мебелью и кондиционером, вставленным в окно. Ночью ей стало душно, и она попыталась открыть окно, но почему-то это у нее никак не выходило – там торчали какие-то, как она сказала, «подозрительные винтики». Я ей говорю – ты их не трогай, а то что-нибудь отвалится... Спокойно так. А она и слышать не хотела... «Мне же душно!» А я опять объяснять, что ничего откручивать не нужно! В момент, когда закончил фразу, она уже открутила последний, и во двор гостиницы со страшным грохотом упал кондиционер. Бабахнул, и тишина... Она высунулась в окно в пижаме и долго на него смотрела... Повернулась жалостливо так ко мне: «Его забрать нужно, слишком ему там одинокого на газоне, и дождь пошел»... Потом я его нес, сначала по двору, под дождем, а потом по роскошной лестнице наверх, в номер. Включили в сеть – работает. Утром она, дрожа от страха, поведала эту историю администратору, подсчитывая в уме, во сколько нам это обойдется. А они хохотали! Вся гостиница! И она тоже! И извинялась! И они извинялись... Со стороны, думаю, было смешно... Они нам даже предложили переехать в люкс, чтобы загладить вину!
