Он погасил свечи, поплевав на пальцы и аккуратно прижав ими каждый фитиль. Запах только что затушенных свечей раздражал его неимоверно, даже больше запаха срезанных цветов. Но вкус лжи во рту становился все слабее с каждыми похоронами.
Родственники всегда верили его словам, да у них и не было причин не верить. И в очередной раз он ловил себя на том, что эффект от его слов был одинаков, верит он сам себе или нет. Он не покоился на зеленых пажитях. Но при этом он и не врал, просто сам больше не верил собственным обещаниям. Этот аргумент его немного успокаивал. Это ведь просто слова.
И тем не менее, привкус лжи еще оставался.
Он сидел у себя, как и в предыдущий вечер, и в этот момент, часов в одиннадцать, зазвонил телефон. Он подумал о том же, о чем думал накануне. «Надеюсь, это старик, умерший в своей постели, а не авария какая случилась». И все равно после двух прошедших дней у него не было сил на еще одну смерть, и он уже собирался переадресовать звонившего в другое бюро. Он съел бутерброд с сыром, поджаренный на сковородке под крышкой, принял душ, побрил затылок, подрезал машинкой волосы в ушах и в носу, надел халат и смотрел передачу о поголовье высокогорных росомах, вяло пролистывая газеты.
На третьем звонке номер другого похоронного бюро уже всплыл в его памяти, но он нажал на кнопку с зеленым телефончиком. Звонил старший брат Тур. Крестьянин с хутора Несхов. Маргидо схватился за ручку кресла. Немыслимо, что он звонит сюда, однако в ушах уже звучал голос брата. «Скоро Рождество, неужели мама что-то надумала», — только и успел он подумать, когда старший брат сказал:
— Мама. Она в больнице.
— Что с ней?
— Инсульт.
— Насколько это серьезно?
— Серьезно. Но сегодня ночью она не умрет, как сказали врачи. Если только не случится еще один инсульт.
— Ты из больницы звонишь?
— Да.
— Тогда… да, тогда я сейчас приеду.
— Мы подождем здесь.
— Мы?
— Отец тоже здесь.
— Зачем?
— Он помогал отнести ее в машину. Я не мог дождаться «скорой». И он поехал со мной.
— Он там всю ночь собирается сидеть?
— Ну, мы на одной машине приехали. Но у меня дома много работы. У меня свинья…
— У вас сейчас свиньи?
— Да.
— Отвези его домой. А я поеду к матери.
— Ладно.
— Устраивает?
— Да. Я же сказал.
— Позвони мне, хорошо? Когда вы доедете. И я отправлюсь.
— Да.
— А ты нашел… Эрленда?
— Еще нет. У меня нет его телефона.
— Позвони в международную справочную.
— Мы ведь даже не знаем, где он…
— Несколько лет назад я получил от него открытку. Почтовый штемпель Копенгагена.
— Правда? — удивился Тур.
— Да. Позвони в справочную.
— У тебя это лучше получается, Маргидо. Может, ты позвонишь?
— Хорошо. Только сообщи мне, как доедете. Даже если будет глубокая ночь.
Он держал телефон на коленях. Мысли его разлетелись, а ноги затекли, но тут телефон снова зазвонил, и он заметил, что стрелки на часах показывают десять минут первого.
* * *
— Как будет красиво! Черт побери!
— Нехорошо так говорить. А если черт услышит. Вы, ютландские обезьяны, даже не можете…
— Тогда скажем «вездесущий». Ради тебя, получи. Ради твоей вонючей душонки. Получи, дружок.
Вообще-то Эрленду невероятно повезло, что бюро прислало этого молодого идиота, чтобы закончить витрину. Парень слишком активно старался протолкнуть собственные творческие идеи. Он был из Ютландии[1]. Но очень милый, с темным, почти женским пушком над верхней губой и слишком чувственным изгибом губ. На мочках ушей был такой же легкий темный пушок. В довершение, он снял с себя теплый свитер и работал в одной обтягивающей футболке и в джинсах, сидевших на бедрах и открывавших немаленькую часть черной меховой дорожки, сбегающей к его богатству. Поясница взмокла от пота, кожа имела нежный смуглый оттенок. Все это добавляло парню очков, не говоря уже о том, что он слушался малейшей команды и не был замечен ни в чем порочащем, кроме сильных выражений. Пока он был всего лишь подмастерьем, поэтому так и сыпал вопросами по каждому поводу.
Эту витрину Эрленд уже мысленно оформил, в темноте спальни, под храп Крюмме, и знал, что она будет идеальной. К сожалению, ему пришлось предварительно сделать несколько эскизов для владельца, и это немного испортило радость от воплощения проекта. Но иначе было нельзя — в частности потому, что владелец сам должен был выбрать украшения для витрины. Лучше бы, конечно, ему самому сделать все от и до, завесив витрину покрывалом, скрывающим ее от посторонних глаз, и чтобы в магазине больше никого не было. А потом снять покрывало и представить работу во всем ее великолепии любопытным прохожим, с нетерпением ожидающим ее увидеть. Они распахнут рты в дружном восхищении, когда он опустит покрывало, и поднимут за него бокалы шампанского в знак одобрения. Эту картину он всегда часами лелеял в своих фантазиях перед завершением очередной витрины.
Но на практике все было не так. В магазине сидели два охранника и сторожили ценные товары. Пили кислый кофе и тайно курили возле задней двери, глазея на все происходящее в витрине, которая выходила на один из переулков у Стрёгета. Его мечты никогда не сбывались. Да и сам он, к сожалению, не сверхчеловек, в его распоряжении всего две руки, поэтому он зависел от помощника.
— И остается всего чуть больше недели до Рождества. Да как они могут! — воскликнул парень и поднял рулон фольги высоко в воздух, как ему было велено. Широкая волна отраженного света стекала с его рук, он напоминал атланта, держащего небо над головой.
— Это же лучшие дни! К ювелиру мужчины прибегут в последний момент, чтобы купить подарки женам. Мужья, которых мучают угрызения совести оттого, что целый год они подолгу задерживались на работе и неоднократно ходили на сторону; они размахивают своими кредитками и снимают с них такие заоблачные суммы, что кредитки просто горят от трения! Да и не только женам, еще и любовницам, любовницам тем более! К тому же витрина может оставаться в таком виде и после Рождества. Хозяевам это и понравилось. По крайней мере, некоторое время, весь январь, может быть. Здесь нет ничего красного. Ни ангелов, ни Санта-Клаусов. Ни снеговиков, ни снежинок. Слушай и учись. Скоро ведь Новый год, так? Это скорее новогодняя витрина! В самом деле, стоит поблагодарить «Карлсберг» за пропаганду хорошего вкуса!
Грузовик с пивом «Карлсберг» въехал задом в витрину ювелирного магазина два дня назад и уничтожил все рождественское убранство. В возникшем хаосе исчезли несколько колец с брильянтами и браслетов с изумрудами. Заказ на витрину был срочным. Они не хотели восстанавливать старую перед самым Рождеством. И платили щедро — именно за срочность, хотя декабрь был для Эрленда мертвым сезоном, поскольку рождественские витрины обычно оформлялись к середине ноября.
