— Ну-ну. Нет! Хватит с меня деревянных башмаков и соломинок во рту. Наконец-то я могу спокойно накраситься, и ни с кем не случится истерики.
— Ты уходишь в сторону. Прошло немного времени, и теперь нам пора серьезно поговорить. Ради Турюнн. Нельзя оставлять ее одну и взваливать все на ее плечи.
— Она же в Осло! Почти так же далеко от них, как мы! — сказал Эрленд и отдернул руку.
— Но она чувствует свою ответственность. Мы же видели. Да и сама она сказала. Ты ей вчера не звонил? Она хотела поговорить с Маргидо насчет того, что старик собрался в дом престарелых.
— А-а-а! Мы сидим тут и готовимся к празднику! Обо всем остальном можно поговорить завтра. Уверен, как только Турюнн вернется домой и к своей работе, она забудет про всю эту ответственность, о которой ты так беспокоишься. И, кстати, я ведь тоже чувствовал свою ответственность? Разве нет?
— Конечно, чувствовал, Эрленд! Я горжусь тобой, очень горжусь. Нельзя столько всего скрывать.
— Ну, скрывал и скрывал. Я ведь не врал, просто не мог об этом думать.
— И сейчас опять решил больше не думать?
— Нет! Все не так! Ты придираешься к словам! Я просто… Я — это я. Здесь! И Турюнн приедет к нам в гости, к дяде Эрленду и дяде Крюмме. У меня появилась настоящая племянница, подумать только!
— Я больше волнуюсь за оставшихся на хуторе. И Турюнн тоже за них волнуется.
— Да-да-да. Мы обязательно о них поговорим. Только не сегодня! Мне предстоит кучу времени делать канапе и украшать дом, мне надо быть в творческом тонусе…
Он приправил свою речь хныканьем, которое отлично действовало на Крюмме. Крюмме снова вздохнул и откинулся на спинку стула.
— Давай одеваться и поедем за покупками, а? — попросил Эрленд.
— Ладно, давай, — согласился Крюмме, хлопнул себя по толстым ляжкам и улыбнулся, возможно, чуть напряженно, но все-таки улыбнулся, к тому же его ждало новое кожаное пальто, что было немаловажно.
— Надеюсь, моя кредитка не загорится от чрезмерного трения.
— Возьмем огнетушитель, — ответил Эрленд.
Когда кухня до краев наполнилась покупками, а Эрленд остался дома один, он поставил в проигрыватель Марлен Дитрих и достал все тарелки и блюда, которые только имелись в доме. В одной из гостевых комнат он убрал со столика салфетки, а подушки и одеяла кинул в шкаф. Для тарелок нужно много места, столика и двуспального матраса хватит. Поставить еду на пол он не мог, хотя домработница всегда мыла и натирала паркет до блеска. Он распахнул окно, и вот — идеальный холодильник готов. Когда придут гости, окно будет уже закрыто, тарелки и блюда — в гостиной, а сюда можно будет складывать одежду. Вторую гостевую они использовали как кабинет, и в ней, в отличие от остальной квартиры, всегда царил беспорядок, так что гостей туда не пускали.
Он расставил блюда по всей кухне, потом достал бутылку шампанского из холодильника с напитками. Постоял перед ним, изучая содержимое. Ну да, если ночью понадобятся другие напитки, кроме шампанского, у них есть и джин, и водка, и тоник и «Швеппс».
Он осторожно открыл шампанское, не пролив ни капли, налил его в бокал и жадно выпил, после чего с предельной сосредоточенностью осмотрел покупки. Сначала он достал цветную фольгу, красную и золотистую, и обернул все тарелки. Это оказалось не так-то просто, пришлось некрасиво цеплять фольгу скотчем ко дну тарелок, но этого никто не увидит. Семь золотистых тарелок и восемь красных. Просто, но действенно. Внешний вид — вот ключ к радости для глаз и желудка. Ох, как уже хочется вернуться к работе, убрать все намеки на Рождество из витрин, думать по-новому смело и точнее, чем конкуренты. На хуторе Несхов ему пришла в голову идея, как оформить витрину магазина «Бенеттон». Он изобразит сценку из деревенской жизни с соломой, необработанным деревом, веревками и открытыми балками. Чистые природные цвета будут отличным фоном для яркой детской одежды, можно было бы даже добавить в витрину животных. Копенгагенцев такими вещами не смутишь, они и глазом не моргнут, заметив в витрине чучело овцы или козы или лошадиную голову, выглядывающую из загона. Надо будет позвонить таксидермисту, как только он выйдет на работу второго января.
Он начал с кусочков вяленой баранины и помидоров, соединил их шпажками с зелеными кисточками, разложил на золотистой фольге и отнес в гостевую. Блюдо напоминало блестящего ежика. Он сварил и остудил яйца, разрезал пополам мокрым ножом, чтобы желтки не приклеивались, а сверху положил морскую икру, чесночный соус айоли и пучки свежего укропа. Потом нарезал свежую моцареллу и нацепил на шпажки вместе с помидорами и листиками базилика, спрыснул все блюдо оливковым маслом и чуть приправил перцем. Положил на тарелку крошечные тарталетки, смазал дно растопленным маслом и наполнил их белужьей икрой, капнул сверху немного лимонного сока и добавил чуточку жирной сметаны. Нарезал сочные испанские колбаски большими кусками и нацепил их на шпажки вместе с кусочками порея и большими каперсами на стебельке. Откинул ягоды для коктейля и черные маслины на дуршлаг, чтобы с них стек сок, нарезал большими кубиками легкий сыр и маленькими кубиками — острый швейцарский, и все вместе превратил в разноцветные желто-черно-красные сырные шпажки. Разложил их на две тарелки, выпил еще один полный бокал шампанского и полюбовался работой, после чего отнес тарелки в гостевую. Потом приготовил салат из тунца с горчицей грубого помола, резаными корнишонами и соусом на основе солений. «Салат вышел таким вкусным, и при этом таким простым, что даже мать…» — подумал было он, но тут же отогнал эти мысли. Он здесь, в Копенгагене, в приятном творческом опьянении, и ничто не должно его отвлекать, даже телефон, стоящий с выключенным звонком на автоответчике.
Марлен пела глубоким эротичным голосом в колонках фирмы «Бэнг и Олафсен», висевших на стене, а он наполнял тарталетки из ближайшей булочной салатом, добавляя туда еще чуть-чуть горчицы, остатки помидоров, нарезанных полосками, а сверху клал оторванные кусочки лимонной кожуры. Из оставшегося салата и круглых маленьких тостов он сделал сандвичи. Что еще?
Эрленд взволнованно оглядел ингредиенты. Спаржа! Господи! Он совсем про нее забыл. Он поспешил очистить ее и кинул вариться в высокую кастрюлю со специальной металлической корзинкой внутри, которую оставалось только вынуть из воды, когда спаржа будет готова. Пока она варилась, он осторожно разложил кучками пармскую ветчину, мелко нарубил чеснок и петрушку, смешал с растительным маслом, морской солью и желтками. Когда спаржа сварилась и остыла в ледяной воде с кусочками льда, он дал стечь соку, а потом завернул ее вместе с чесночной пастой в ветчину.
Теперь оставалась пара тарелок с зеленью. Свежая цветная капуста, фенхель, маслина и клубника на кончике шпажки. Вторая тарелка с манго, красным апельсином, красным луком и сельдереем. Обе тарелки он приправил бальзамическим уксусом, как его научил Крюмме. Идею, что бальзамическим уксусом надо обильно спрыскивать еду, а не капать его по чуть-чуть, Крюмме позаимствовал из какой-то кулинарной передачи по итальянскому телевидению.
