Она указала на двух мужчин, тоже в штатском, одному было за пятьдесят, другому — лет тридцать. Волосы старшего серебрились оттенками от серо-стального до белого. Наклонившись, он наблюдал за работой патологоанатома, сгорбившись и сунув руки в карманы мятых брюк. Он казался совершенно измотанным от усталости, его лицо имело мрачное выражение. Детектив помоложе — высокий, широкоплечий, худощавый, со светло-каштановыми волосами — был словно наэлектризован.
— Седовласый — старший инспектор Викерс, — почтительно сказала Зовите-Меня-Вэлери, — а второй детектив — сержант Блейк.
Перемена тона между первой и второй частями фразы прозвучала комически: вместо почтительности Вэлери прибегла к слегка замаскированному неодобрению, и когда я опять взглянула на нее, заметила порозовевшие щеки. Старая история, поставила я диагноз: он ей нравится, но он не знает о ее существовании, и даже произнесение его имени лишает ее самообладания. Бедная Вэлери.
Патологоанатом поднял глаза и сделал знак стоявшим рядом двум полицейским. Они взяли брезентовые ширмы, оставленные с одной стороны, и тщательно разместили их в нужном месте, скрыв от моего взгляда дальнейшие действия. Я отвернулась, стараясь не думать о том, что сейчас могло происходить в ложбинке. Дженни, напомнила я себе, давно уже нет. Оставшееся не могло чувствовать совершаемого над ней, ему стало безразлично любое оскорбление. Но от ее имени переживала я.
Я бы все отдала, чтобы вернуться назад, выбрать другой маршрут в лесу. И тем не менее… я прекрасно сознавала: хуже жить в надежде. Обнаружение тела Дженни позволило ее родителям по крайней мере узнать о случившемся с их дочерью. Теперь они будут уверены, что она уже не испытывает ни боли, ни страха.
Я откашлялась.
— Вэлери, не знаете, я скоро смогу уйти? Просто я уже давно здесь и хотела бы вернуться домой.
Вэлери встревожилась.
— Ой, нет, мы бы хотели, чтобы вы подождали, пока у старшего инспектора появится возможность поговорить с вами. Обычно мы как можно скорее беседуем с теми, кто находит тело. А в этот раз тем более, поскольку вы знали жертву. — Она наклонилась ко мне. — На самом деле я бы не против немного узнать о ней и ее родителях. Я буду прикреплена к этой семье. При возможности всегда лучше заранее узнать, с кем предстоит иметь дело.
У нее это хорошо получится, машинально подумала я. Ее плечи созданы для того, чтобы на них выплакаться, — пухлые и мягкие. Заметив ее выжидающий взгляд, я продолжала молчать. Мне вдруг совершенно расхотелось с ней разговаривать — я совсем замерзла, одежда на мне была слишком легкой, я испачкалась и нервничала. Распустив забранные в хвост волосы, я спросила:
— А что, если мне не хочется говорить об этом сейчас?
— Ну конечно, — мягко отозвалась она через долю секунды. Помогла, наверное, выучка: никогда не показывайте свидетелям своего разочарования. Поддерживайте с ними контакт. Она положила ладонь мне на руку. — Вам очень хочется домой, да? Но осталось немного потерпеть. — Ее взгляд скользнул поверх моего плеча и просветлел. — Вот они идут.
Старший инспектор Викерс подошел прямо к нам, тяжело дыша после подъема по склону.
— Простите, что заставили вас дожидаться здесь, мисс…
— Финч, — подсказала Вэлери.
При ближайшем рассмотрении мешки под глазами старшего инспектора, как и вертикальные борозды, прорезавшие щеки, свидетельствовали о множестве бессонных ночей. Глаза обведены красными кругами с проступившими сосудиками, но радужки оказались ярко-синего цвета, и я почувствовала, что от этих глаз ничего не ускользнет. Вид у него был несколько виноватый, никакой харизмы, и инспектор сразу же мне понравился.
— Мисс Финч, — произнес он, пожимая мне руку, — думаю, первым делом нам с сержантом Блейком нужно поговорить с вами. — Он скользнул взглядом по одеялу, в которое я куталась, поднял глаза на мое лицо — я старалась как можно незаметнее стучать зубами. — Только давайте разместимся где-нибудь в тепле. Думаю, лучше поехать в участок, если вы не против вернуться с нами.
— Нисколько, — ответила я, завороженная вежливым обхождением старшего инспектора.
— Мне сесть за руль, шеф? — спросил сержант Блейк, и я переключила внимание на него, отметив, как он хорош собой, с худым лицом и чувственным ртом. Я понимала, его предложение продиктовано исключительно желанием получить преимущество — первым начать расспросы о Дженни.
— Какой тебе смысл терять время на работу таксиста, Энди? Я могу ее отвезти, — отчаянно встряла Вэлери Уэйд.
— Хорошая мысль, — слегка рассеянно откликнулся Викерс. — В участке я хочу провести совещание группы, поэтому не отлучайся, Энди. По дороге я бы хотел обсудить с тобой это дело. — Он повернулся к Вэлери: — Посадите мисс Финч в моем кабинете и принесите ей, пожалуйста, чаю.
Вэлери немедленно провела меня через лес и усадила на переднее сиденье своего автомобиля. Странно было сидеть в чужой машине — ни много ни мало в полицейской — и ехать по знакомым улицам моего родного города. Через каждые несколько секунд рация изрыгала какие-то неразборчивые звуки, и хотя Вэлери ни на мгновение не оставляла своих попыток вести светскую беседу, я знала: на самом деле она сосредоточена на прерываемых треском статического электричества непонятных мне переговорах. Включилось уличное освещение, и я наблюдала за игрой света и тени на капоте автомобиля, пока Вэлери ехала, неукоснительно соблюдая правила дорожного движения, будто я была экзаменатором по вождению. У меня немного закружилась голова к моменту нашего прибытия к полицейскому участку. Вэлери провела меня через общее помещение, где находилась стойка дежурного, и, рисуясь, набрала код на цифровой панели, чтобы открыть тяжелую дверь, выкрашенную в унылый зеленый цвет. На двери красовались три или четыре приличные вмятины, словно кто-то с досады пытался вышибить ее ногами.
Я проследовала за Вэлери по узкому коридору в душный неприбранный кабинет и села на стул, на который она мне указала, рядом со столом, заваленным папками. Сиденье этого казенного стула было обито грубой оранжевой тканью. От многолетнего использования она посерела, а кроме того, кто-то провертел в обивке сиденья дырку. Маленькие крошки желтой пены вылезли из-под обтрепанной ткани и пристали к моим спортивным брюкам. Я равнодушно принялась их отряхивать, потом перестала.
Повинуясь приказу, Вэлери принесла чаю, крепкого и темного, в кружке с надписью на боку «Благотворительный марафон ’03», а затем торопливо вышла, оставив меня разглядывать плакаты, развешанные по всему маленькому кабинету. Вид на Флоренцию из Бельведера. Канал со стоячей зеленой водой и роскошными ветшающими зданиями — внизу истерическим курсивом написано «Венеция». Кто-то любил Италию, но не настолько, чтобы хорошенько прикрепить венецианский плакат. Один угол, там, где отклеился скотч, завернулся вперед, да и вообще, начнем с того, что плакаты никогда не висели ровно.
В кружке оставалось еще глотка два чаю, когда дверь распахнулась и в комнату решительным шагом вошел сержант Блейк.
