— Клавдий, я уважаю тебя, почитаю твой ум, воображение и то, что ты каким-то образом смог выжить в самой убийственной семейке за всю историю мира; но будешь ли уважать меня ты, если все, что я буду делать, — это отвечать на твои дикие планы: «Да, цезарь!» и «Нет, цезарь!»? И эта твоя затея — отправиться по следам Нарцисса после того, как он только недавно был направлен на подавление волнений армии в Галлии — безумство. Как будто твое здоровье позволит тебе отъехать далеко от Рима! Но это еще не все. Твой план — добраться до Британии, где мужчины и женщины носят звериные шкуры и раскрашивают лица синим, — полнейшая чушь. О боги! Чтобы император Рима отправлялся куда-то на край земли, в стремлении оставить там свой след?! И что самое плохое — ты собираешься поставить на время во главе империи Луция Вителлия, этого вечно пьяного льстеца… Это же чистое сумасшествие!
— Довольно! — заверещал Клавдий. — Я терплю, когда ты критикуешь меня или грубишь, если это в моих интересах. Но ты абсолютно не имеешь права порицать Луция Вителлия, моего дорогого друга и помощника!
— Пьющего помощника, цезарь, — заметил Полибий. — И человека, который лизал задницы Тиберию и Калигуле. Он был самым первым римлянином, который поклонился и поцеловал землю, когда Калигула провозгласил себя богом. Даже этот треклятый Сенат тянул несколько дней, выказывая свое несогласие. Только не Луций! Он орал «О, великий и могущественный бог Калигула!» в каждом коридоре!
— Он был прекрасным наместником Сирии, — сказал Клавдий. — Вспомни, как он подавил недовольства иудеев, сместив этого жестокого безумца Понтия Пилата и его соправителя Каиафу. Иудеи и та новая секта, христиане, могли распространить смуту до Египта, если бы он не действовал с умом и решимостью. Это была опасная ситуация для всей империи, но он справился великолепно.
— Как же, справился… А еще создал нам огромную проблему с христианами и евреями здесь. Он был благороден в провинциях, но когда вернулся сюда, все изменилось. Похоже, он просто мечтал поддаться порче и коррупции, которые пронизывают все в Риме, едва только въехав в городские ворота. И теперь он здесь, во дворце, и каждую ночь вы ходите по отвратительным тавернам и публичным домам, пьете, играете в азартные игры и забавляетесь до утра… Что за пример подает цезарь своим людям?
Император Клавдий вздохнул и уселся на стол. Он не любил спорить со своими советниками, единственными людьми во дворце, которым полностью доверял, и больше всего с Полибием, гением, рожденным в Греции, советы которого он особенно ценил с того самого момента, когда в день убийства Калигулы неожиданно обрел власть. И ему нравилось, что греки звали его «цезарь», чего не хотел делать ни один из сенаторов.
Сенат до сих пор считает его узурпатором, потому что двумя годами раньше его избрали солдаты, убив перед этим Калигулу и всю его семью, и хотя на словах сенаторы почитали императора, любой из них всадил бы ему кинжал в спину, если бы только смог потом спастись. Клавдию пришлось заручиться поддержкой преторианцев и остальной части армии и, несмотря на свою не слишком большую сообразительность, он стал самым сильным человеком во всем Риме. Для всех, кроме, конечно, его жены Мессалины.
— И тем не менее, Полибий, мне необходимо добиться большой военной победы, чтобы укрепить свой авторитет как в народе, так и в Сенате. А при моем слабом здоровье я не могу сравняться с Юлием, Октавианом или даже Тиберием. Люди смеются надо мной, когда я ковыляю по улицам, передразнивают меня. Чтобы заручиться любовью и уважением народа, мне нужен военный авторитет, а он приходит от славных битв и побед.
— Ерунда, Клавдий, — фыркнул Полибий. — Чтобы заручиться их любовью и уважением, все, что тебе нужно сделать, — это дать народу хорошее, ответственное и стабильное правление. Хлеб и работу, а не хлеб и зрелища. Тебе нужно снизить стоимость зерна, построить сотню-другую домов в городе, защитить Остию от набегов пиратов и увеличить число ворот в Риме со стороны Неаполя. Еще тебе стоит очистить Тибр — настоящую сточную канаву; там одни трупы животных и пьяниц, и все это несет к морю. Кроме того, было бы хорошо облегчить бремя налогов, как я уже годами пытаюсь тебе объяснить, ибо увеличение налогов приводит к тому, что люди работают меньше, а не упорнее. И еще тебе нужно…
— Довольно, Полибий, довольно! — замахал руками Паллант.
Император и Полибий с удивлением взглянули на этого грека. Паллант редко говорил, если только его об этом не просили, и никогда не повышал голос до крика, он был человеком, взвешивавшим каждое слово, неспособным внезапно обидеться или впасть в ярость. Теперь чаша терпения даже спокойного Палланта переполнилась.
— Дай цезарю хоть минуту для раздумий, а не перечисляй проблемы, тянущиеся со времен республики! Нельзя ожидать, чтобы он решил за один день все, что унаследовал от правления своих ужасных предшественников. Откуда взять деньги, чтобы исполнить то, что ты перечислил? Кто будет работать, если не будет достаточного количества рабов? Вот почему для нас так важны бритты!
— Конечно же, завоевание Британии важно для нас, Паллант, — сказал Полибий. — Именно поэтому мы и послали туда Авла Плавтия. Но почему император должен ехать туда лично? С чего это люди Рима выйдут на улицы и будут приветствовать его восхищенными криками только потому, что он возвратится с именем «Британик»? Что за имя! Тиберий Клавдий Цезарь Август Германик Британик! У тебя уже есть имя, — повернулся он к Клавдию, — которое большинство римлян будет помнить всю жизнь, а прибавив к нему новое, ты ввергнешь их слабые умы в пучину хаоса. Снова повторяю, цезарь: нет тебе необходимости отправляться в путь, совсем не обязательно тащиться через всю Галлию, а потом и морем — в гнилые земли облаков и дождей-, да еще и этих жутких друидов! Особенно когда столь много дел нужно решить в самом Риме.
— Но именно поэтому я оставляю вместо себя Луция Вителлия…
Полибий издал стон ярости и отчаяния.
— Город дураков в руках идиота! — прошипел он. Потом поклонился и покинул библиотеку. Он был явно не в себе.
Клавдий и Паллант посмотрели, как грек уходит, и Паллант негромко произнес:
— Думаю, мне следует последовать за ним, цезарь, чтобы убедиться, что он не сделает ничего лишнего за пределами этих стен. Когда он в ярости…
Клавдий кивнул:
— Да, иди и посмотри. Убедись, что он в порядке. Иногда он так из-за меня расстраивается, а я ничего не могу придумать, чтобы угодить ему.
Паллант улыбнулся:
— Цезарь, это наша работа — угождать.
Оставшись один, Клавдий подумал, а не прав ли Полибий? Он теперь уже сомневался в целесообразности своего путешествия. Каким-то образом Нарцисс, его советник и бывший раб, умудрился нейтрализовать недовольства и страхи солдат до того, как они отправились в Британию. Но выстоят ли они, столкнувшись лицом к лицу с бриттами, народом жрецов, еще более ужасающим, чем даже германцы?
Казалось, в Британии все шло пока хорошо. После высадки армии на берег первые гонцы доставили вести о победе Плавтия на берегу реки Медвей — первом разгроме войска бриттов. Тогодумн, брат отступника Админия, был убит, и теперь остался лишь один вождь бриттов, Каратак, который бежал, спасая свою жизнь, на запад, где друиды собрали большие силы. Веспасиан преследовал их среди холмов и долин Британии. Но вместе с добрыми вестями пришел и отчет о том, что банды бриттов продолжают устраивать набеги на лагерь армии и Британия все еще остается опасной территорией.
