Ознакомительная версия. Доступно 21 страниц из 104
— То, что вчера было далеким, завтра может стать близким. Русские купцы вовсю торгуют по Оби, а северные князьки давно платят дань Москве. Разве не так? — Не сдавались послы.
— С этим пора кончать. У меня достаточно сил, чтобы всех князей сделать своими нукерами. Передайте это Абдулле-хану. — В словах Кучума звучала твердая убежденность в своей правоте и силе. Плечи его расправились, а в глазах светилась внутренняя уверенность. Перед послами сидел властный и могучий правитель. И они, переглянувшись, смолкли и покорно слушали, уже не вступая в спор. — Пиши, — кивнул Караче-беку. — "Я, правитель ханства Сибирского, предлагаю Абдулле-Багадур-хану дружбу свою на вечные времена и пусть враги наши станут общими врагами. В подтверждение дружбы нашей отправляю ему подарки и благодарю за дары ко мне присланные" — Он остановился, посмотрел успевает ли Карача-бек записывать и, пригубив из пиалы глоток вина, продолжал. — "В знак нашей дружбы прошу пять сотен воинов с добрым вооружением и плата за них будет направлена вскоре. Сына же врага моего убитого, Бек-Булата, что находится в Бухаре, Сейдяка, прошу прислать в Кашлык под надежной охраной. За что в будущем и всех врагов друга моего, хана Бухарского, выдавать обязуюсь, коль они пожелают укрыться в пределах земли моей. Желаю многих дней счастливых другу моему и да свершатся все благие помыслы его Велик Аллах и велики дела его". — Кучум замолчал, тяжело вдохнув в себя воздух. Потом обвел всех уставшим взглядом и с видимым усилием встал, будто совершил тяжелую работу, зябко повел плечами. Поднялись и остальные, понимая, что на сегодня и так сказано достаточно, и большего от первой встречи не достичь.
— Благодарим хана за угощение и добрый прием, — поклонились послы и шагнули к выходу.
— Передайте воинам своим, что завтра будут состязания. Пусть желающие готовятся. Мои нукеры рады помериться силами с достойными противниками.
Оставшись вдвоем с Карачой-беком, Кучум некоторое время молчал, поигрывая желваками на скуластом лице, и оглядывал, насупившись, визиря, словно узнал его недавно. Но тот, не смущаясь тягостного молчания, смотрел открыто, не опуская глаз.
— Чувствую, замышляешь ты что-то за моей спиной, но зачем это тебе, не знаю пока. Или тебе плохо живется подле меня? Или переметнуться задумал к другому хану? Так ты скажи, может, разойдемся по-доброму. Я ведь не неволю. Скажи.
Карача-бек плотно сжал губы, сдерживая готовые вырваться слова, но быстро справился с собой и тихо проговорил:
— За что мой хан обвиняет меня в предательстве? Или я дал повод какой? Или не выполнил порученное мне дело? А если речь о Сейдяке, то стоит ли волноваться так? Будучи в Бухаре слышал один раз, будто там он с кем-то из родичей своих…
— С кем?! — словно клинком резанул, встрепенулся Кучум. — Может, и Едигир там? А до поры до времени и это от меня скрывают? А как стану плох для вас всех, так его призовете? Отвечай!
— Зачем так? Про Едигира я ничего не слышал, а если бы услышал, то тут же сообщил.
— Как же, сообщил бы…
— Хан зря терзает душу неверием. Кто, как не я, узнавал о предательстве и доносил хану? Кто наладил отношения с Бухарой? Кто служит хану душой и телом, а взамен получает лишь недоверие и оскорбления. Хан не верит, так пусть скажет об этом. И я ни разу не покажусь на ханском холме.
— Ладно, помолчи. Нечего советовать мне, в чем и сам могу разобраться. Лучше ответь, почему жену свою не везешь ко мне в городок? Чего опасаешься? И сына твоего пока еще не видел. Пусть живут здесь. Я так хочу.
Карача-бек взял себе жену еще две зимы назад. У них уже рос сын, но, зная переменчивый нрав своего повелителя, не хотел он перевозить семью в ханскую ставку. Ох, как не хотел! Вдали от ханских слуг и родичей жить спокойнее. Охрана у них надежная, стены высокие и никакой враг пока не грозит им. А тут, рядом с ханскими женами и наложницами, только успевай поворачиваться да бояться каждого неосторожно оброненного слова. Но хан хитер и великолепно понимает, что при нем семейство Карачи-бека будет порукой верности его. Хитер хан…
— Хорошо, мой повелитель, я привезу их сюда, — наклонил голову Карача-бек, — пусть будет по-твоему.
О прошении мира и обязанностях государя
Государь слабый, подвергшийся нападению со стороны сильного должен во всех случаях уступать, преклоняться перед силой, будучи подобным камышу, склоняющемуся перед бурей. Ведь, кто преклоняется перед сильным, поклоняется Небу.
Следует бороться, вовлекая в бой все силы. Ведь, храбрость может устранить все затруднения. Это закон для война — сражаться, не думая о том, что ожидает его — победа или поражение. Имеется три вида завоевателей: справедливый, алчный и дьявольский. Завоеватель справедливый удовлетворяется, когда враг подчинен.
Завоеватель алчный удовлетворяется, когда враг подчинен, получены земля, богатства и ценности.
Завоеватель алчный удовлетворяется, когда враг раздавлен, получены земля, богатства, деньги, сыновья, жены, родственники своего врага и лишит их последнего — жизни.
Из древнего восточного манускрипта
ЯРСУЛЫ[5]ЯРОСТНЫЙ ВОИН
Не верилось Едигиру, что уже который год, как он перестал быть ханом сибирской земли. Он потерял все: и землю отцов своих, и друзей, и даже имя. Теперь он был всего лишь воином, живущий рядом с другими такими же, несущими охрану городка у русских купцов. Никто и не подозревал, что на дозорную башню поднимался в караул тот, кто совсем недавно вел в бой сотни, чей приказ был законом, кто слал грамоты соседним государям и получал такие же от них. Расскажи он кому-нибудь об этом — подняли бы на смех, стал бы посмешищем среди товарищей. А сейчас он всего лишь воин.
Он стоял на дозорной башне, вглядываясь в сторону поднимающегося над лесом солнца, туда, откуда он пришел в городок с притаившейся за каждым деревом смертью. Смерть удалось обмануть, перехитрить. Так же легко можно обмануть и людей, которым вовсе не интересно твое прошлое. Зачем оно им, твое прошлое? Но он-то помнил, ясно и отчетливо помнил, как волком, крадучись, уходил с земли отцов, обложенный со всех сторон охотниками, в то кровавое лето. Уходил, ожидая встретить близкую смерть, но где-то разминулся с ней, прошел соседней тропой. И он как бы заново увидел и пережил то лето, когда уходил со своей земли, не думая о возвращении.
…Едигир со стоном провел рукой по ступням разбитых в кровь ног. Идти дальше он не мог… Все. Силы оставили его. Он в изнеможении упал на землю и лежал так, раскинув руки. В голове смешались дни и ночи, проведенные им в пути. Сколько дней он бредет вслед за солнечным диском, медленно ползущим по небу? Если бы у него были крылья, чтобы, подобно птице, взлететь над бесконечными лесами и парить над миром злобы и ненависти. Если бы…
Едигир поискал в траве листочки лечебной травы. Нашел и стал прилеплять их к разбитым ногам, морщась от боли и скрипя зубами. Закончив это болезненное занятие, откинулся на траву и, полуприкрыв глаза, сквозь подрагивающие ресницы, поглядел на небо. Там, наверху, бойкие облачка гонялись друг за дружкой, как малые дети. Они то сливались в одну общую массу, то разрывая некрепкие связи свои, плыли по небу порознь.
Ознакомительная версия. Доступно 21 страниц из 104
