— Естественно. Величайший чёрный писатель всех времён.
— Сэр, он не был чёрным.
— Сейчас, вероятно, уже чёрный.
— Неважно, едва ли мне надо напоминать вам, Кафка был из выдающихся личностей. Почему, — ведь он и не думал кататься на собаке или прилепить восковые губы к очкам? Увидев мир таким, какой он есть, он проводил время, жалуясь с искусной осторожностью, и таким вниманием к деталям, которые вполне могли полностью окислить лицо лгущего оптимиста. Он рыдал, сэр, по нормам, какие и не снились язвительным поэтам. Никакое количество стилей и фальши не могло скрыть от его глаз тщету человека. Даже до ближайшей войны род человеческий был экспериментом, повторяемым много дольше доказуемой обоснованности. Человечество жило без комфорта, смысла или защиты; жестокое, опозоренное и напуганное. Как и все, кто поспевает подобные факты, он умер в одиночестве и харкая кровью. Вы ещё следите за моей мыслью?
— Я готов в неё вцепиться.
— Всё лучше и лучше. А теперь, сэр, глядя на меня, угадай, каков мой неизменный интерес? Что пылает на моём горизонте?
— Первая попытка: распускать нюни.
— Ха — я могу радоваться шутке на мой счёт, сэр — не смогут, правда? Но есть методы дознания. Поверите ли вы мне, сэр, если я скажу, что обаяние жизни вижу и суетливых, ничтожных паразитах, на которых обычны н человек, не сомневаясь, наступает с радостным хрустом.
— Адвокаты.
— Вы понимаете меня буквально, сэр, — уважаю тех, кто понимает меня буквально, в этом слове так и слышится некая ценность. Но нет, — я имел в виду только, что меня неизменно привлекают насекомые. Безрассудные тварюшки. В курсе ли вы, сэр, что братья Мак-кена, в честь которых названа площадь в этом прекрасном городе, проводили галлюциногенные исследования с гудящей, жужжащей вокальной гармоникой, и рассчитывали с её помощью погрузиться в инфопространство чужих — гигантских насекомых, и таким образом трансформироваться. И один из пятидесяти госпелов, взятых из Нового Завета, называется «Аллогенес[2]», что значит буквально «от другой расы» — где неофит раскрывает внутреннюю силу, интонируя и сливаясь с подписанным звуком: «зза зза зза».
— Тебе надо больше гулять, Кэндимен.
— Грязная свинья! — выдыхает Туров, выстреливаясь из кресла.
— Спокойно, Туров, — мягко говорит Кэндимен. — Позволь нашему уважаемому гостю выслушать меня. Франц Кафка, мистер Атом, был другой душой, созвучной вселенской полосе частот. Как бедный Грегор Самса обнаружил, что мурлычет и щебечет способом, недоступным человеческим существам, так же Кафка был настоящим стучащим по шинам инопланетянином.
— Точно, подлинное дитя вселенной.
— Если вы считаете, как многие, что вселенная — тоскливый полёт сверхмёртвого пепла. — Кэндимен делает паузу, наливая себе выпить. — Несколько лет назад до меня дошли неясные слухи. Говорили, хотя источник я не смог ни определить, ни выбросить из головы, что мозг великого писателя сохранён и является весьма ценным предметом среди коллекционеров. Вы имеете какое-нибудь представление о его стоимости среди этих хищников, сэр? С каждой сменой владельца он приносил больше денег, чем война. Столько же, сколько Джей-Эф-Кей[3]— своим имитаторам. И я задался целью приобрести этот орган. Дикие лошади не смогли бы меня перетащить назад через ограду, и, наконец, я отследил мозг до криогенного хранилища здесь, в Светлопиве, куда его поместили под вкрадчивым псевдонимом. Я уже нанял Турова и Джоанну, но для дела мне понадобилась сильная рука, способная на большее, нежели спускать курок, — хотя Джоанна проделывает это с остроумием и грацией, правда, мой мальчик?
— Возможно, он сорвался с поводка, чтобы подать голос.
— О, я полностью ему доверяю. Вот почему я послал его с Туровым, чтобы найти подходящего человека, — в городе с репутацией Светлопива они должны бы свисать с пожарных лестниц, как виноградины на лозе. Гарри Фиаско произвёл впечатление предприимчивого юноши, может, слегка смертоносного на гранях, достаточно сообразительного, чтобы проявить себя за пределами обычной семейной рутины. У него нет обыкновения делать добро. Ему предоставили большую степень самостоятельности, и он воспользовался опасным преимуществом. Его взлом навёл шороху больше, чем беспорядки во время Празднования, а сам он скрылся с призом. У мальчика есть вкус и способность видеть нозможности. Честь и слава Гарри Фиаско, сэр, вот что я скажу.
— Ага, — тянет Атом, доставая амортизатор и чиркая зажигалкой. — Значит, это захват в клещи, с настоящими клещами.
Кэндимен фыркает.
— Именно, сэр.
Атом торжественно качает головой.
— Без меня. Шут с ней, с тыквой. Найдите себе занятие получше.
Улыбка Кэндимена взрывается, как воздушный шар. Скользнув взглядом вбок, на Джоанну, он пристально смотрит в глаз Атома, и между его большим и указательным пальцами появляется воздушная затычка.
— Глянь на эту пулю, сэр, — жизненный срок тли, но на острие перемен она может скручиваться. И Джоанна знает, как послать её в путь, правда, сынок?
Услышав своё имя, Джоанна гулко хихикает.
— Извините, что перебиваю, — делает замечание Атом. — Предупредите только, когда мне положено испугаться.
— Зачем мы тратим время на этого имбецила? — взвивается возмущённый Туров. — Прикажите Джоанне аккуратно его нашинковать, и свяжемся с Термидором напрямую.
— Вы должны извинить мистера Турова, сэр, — импульсивный парень, испытывает восторг, обнаружив подвязочную змею в почте.
— Перфорировать его, мистер Кэндимен? — спрашивает Джоанна, высовывая язык.
— Правда, Джоанна, успокойся. Понаблюдай за Джоанной, мистер Атом, когда он думает мысли, громадные и медлительные, как империи. Пена у него на губах — сливки мировой мудрости. На чём мы остановились?
— Мы обсуждали пулю. Похоже, я буду иметь удовольствие её присутствия в моём сердце.
Кэндимен издаёт жирный смешок.
— Ну вы и парень, сэр, вот так так! Я едва могу оторвать взгляд от вас. Выдающаяся личность.
— Ты чего, не понимаешь? — пищит Туров в пароксизме гнева.
— Туров! — рявкает его хозяин. Туров стоит, истекая слабостью. Кэндимен поворачивается к Атому.
— Теперь, сэр, к вопросу о мозге — я охотился за ним от Праги и Танжера до древних дорог Нью-Орлеана. А теперь я подобрался к нему настолько близко, что заполучу его любыми средствами.
— Средства — действенное слово.
— Преступление — развивающееся понятие, сэр, — объявляет Кэндимен с вялым видом. — И оно должно развиваться со временем.
7 — Возвращение домой
— Этот джентльмен звенит, как натянутая струна, — говорит Атом Мэдисон, когда они бродят по больнице. — Ледяная генеалогия. Англо. Большой человек, но падающий цветок располосовал его щёку. Пытался протолкнуть мне какую-то трансцендентную сделку, но в его истории больше дыр, чем в резиновой женщине. Дело принимает странный оборот.