Стук повторяется. Я падаю на пол и червяком ползу по коридору, змеей перетекаю к дверному глазку. Снаружи стоит мой друг Стейси. Если он меня не предал и не заманивает отворить дверь, чтобы изрешетить пулями, – я пока в безопасности.
Стейси входит и рассказывает: только что в букинистическом магазине он познакомился с женщиной, которая искала покупателя на ее ценные комиксы. Он сказал, что знает такого человека, и дал мой номер.
Я рыдаю.
Чен как сумасшедший тренируется в «Убей еще одного». Сидя в темноте перед телевизором, к которому подключена игра, Чен становится убийственно искусным, бум-бум-бум.
Чен курит без остановки, хотя чаще всего у него заняты руки, и столбики пепла падают на ковер. В конце игры он затягивается бычком и прикуривает очередную сигарету. Концентрация нарастает, Чен покрывается потом, брови сдвигаются домиком, но пальцы и запястья остаются гибкими и мягкими.
By, ублюдок, думает он, теперь-то я тебе покажу.
Мне сложно объяснить Стейси, почему я рыдаю. Между всхлипами я в общих чертах описываю свою ситуацию и пытаюсь доходчиво объяснить, что, скорее всего, он дал номер телефона моей потенциальной убийце. Стейси предлагает немедленный побег из страны, и у меня закрадывается подозрение, что он тоже не прочь заполучить мои комиксы – как только я исчезну, он взломает дверь и под завязку нагрузится ранними выпусками «Конана».
Я стараюсь его выпроводить. Выставляю за дверь, предварительно стреляя сигарету.
Так вот, следующий этап в моем головокружительном прыжке к славе – интервью на независимой радиостанции, а уже после этого мне звонят из журнала, чтобы услышать мое мнение о рациональном питании и как избежать болезней.
Внезапно выясняется, что половина страны страдает латентными аллергиями, большинство из них – на молоко.
Правление по Сбыту Молока реагирует довольно шустро, объявляя все это ложью и массовой истерией, но страна этому заявлению ничуть не верит. Меня показывают по телевизору, я излагаю свою историю, и люди начинают присылать денежные пожертвования в помощь антимолочной кампании – так теперь стали называть происходящее.
До сего момента вся эта возня меня порядком раздражала и почему бы им не оставить меня в покое я ни черта не знаю о медицине и здоровой пище, но когда начинают поступать деньги, ситуация несколько меняет окраску.
На телевидении я публично обличаю молочные власти, поскольку они скрывают факты.
* * *
Приблизительно в это же время Правление по Сбыту Молока ведет кампанию под лозунгом «Бутылка Молока – Напиток Мужика».
Это просто какое-то издевательство над интеллектом публики. Тот, кто родил подобное творение, должен усиленно скрывать этот факт, но вот нет же, они рекламируют изо всех сил – дескать, молоко не для слабаков, а ровно то, что доктор прописал для бравых ребят: ковбоев и альпинистов. Правление спонсирует соревнования по футболу, налаживает продажу молока в пабах и покрывает всю страну рекламными плакатами, демонстрирующими новый лик молока – напитка для крутых парней.
В Главном Молочном Управлении начинают бить тревогу в апреле, когда становится известно о неблагоприятных влияниях. Продажи не достигли планируемых высот, хотя еще рано судить, в чем истинная причина – в антирекламе или каких-нибудь глобальных явлениях в стране, вроде того, что у населения нет денег на кукурузные хлопья.
О ситуации извещен отдел грязных штучек Главного Молочного Управления. Этот отдел смоделирован по образу одноименного отдела ЦРУ и тесно контачит с отделами продаж и рекламы.
Задача сотрудников отдела грязных штучек – подавление любой оппозиции молоку. Всякий, кто представляет малейшую угрозу продажам, будет оболган, запуган и оклеветан – и так до тех пор, пока опасность не испарится.
Отделом руководит беспощадный человек по имени Кросби, бывший продажник. Его правую руку, бывшего правительственного психолога, зовут Уизерс. Они развивают бурную деятельность, потому что дела совсем плохи. Кросби посылает Уизерса за компроматом на новоявленного психопата от здоровой пищи, который перебежал Управлению дорогу, и Уизерс со своей командой шпионов и компьютерщиков приступает к работе.
Джун не сильно любит людей и совсем не переживает, что благодаря ее работе их количество уменьшается. За всю жизнь ей слегка приглянулись всего трое.
Джун не любит людей не из принципа, ей просто не по душе их слова и поступки.
Она ни с кем не спит, хотя вовсе не возражала бы. Если уж спать, то с кем-нибудь симпатичным. Она проживает в квартире в Челси среди растений и книг по философии и разговаривать ей случается очень редко. Растения посажены в горшки разной величины, а самые крупные любимцы поселены в желобе в гостиной, похожем на траншею. Растительность почти целиком покрывает стены и пол. Не то чтобы Джун без ума от растений, ей просто в массе своей не нравятся украшения, сделанные человеческими руками.
У Джун обширная и читаная-перечитаная библиотека книг по философии. Недавно Джун поняла, что книжная философия ничего не может ей предложить, и весьма опечалилась, потому что любой намек на смысл жизни пришелся бы очень кстати.
Еще одна причина, из-за которой была заброшена философская библиотека: авторы – все как один мужчины. Не без основания Джун решила, что половая принадлежность окрашивает авторский взгляд на жизнь и тем самым обесценивает их труды в ее глазах.
Убивая, Джун не ощущает реальности действия, это не тоже самое, что купить кофе в магазине или выскочить на светофоре из автобуса. Постфактум ей кажется, что она ровным счетом ничего и не делала.
Несмотря на отсутствие записей, она припоминает четырнадцать убийств. Почти всякий раз, когда у нее заканчиваются деньги, посредник находит ей новый заказ. Время от времени он объявляется со срочным заказом. Порой Джун соглашается. Но может и отказаться.
Хомяк удовлетворенно переворачивается в своем домике и возвращается ко сну.
Природа устроила его так, что он способен удобно засыпать в любом положении.
Весь день он только спит и ест.
Хомяк мог бы делать гораздо больше, но зачем?
By закончил медитировать.
Он с улыбкой озирается. Он живет в одной комнате, где нет ничего, кроме футона. Кухню он делит с соседями снизу. В комнате нет часов, потому что By имеет представление о времени в общих чертах, да и не очень-то это важно. Стула тоже нет, потому что он всегда сидит на подушке. Есть только простой деревянный ящичек, где By хранит принадлежности для рисования.
Иногда By рисует. Он пишет дзэн-картины, которые значат что-то для By и не обязательно для окружающих. Он изображает пространство в движении. Некоторые его картины действительно великолепны, они поражают окружающих. By не выставляется, но если кто-то хочет посмотреть на его работы, он не возражает. Бывает, кто-нибудь хочет купить картину, и By с радостью продает ее задешево.
