— Анна, сколько месяцев прошло после собрания Комиссии?
— Почти девять… нет, десять. А что?
— Когда в последний раз ты проходила обследование?
— На прошлой неделе.
— Ты не можешь забеременеть?
— Не могу, — я почувствовала, как горячая волна краски хлынула в лицо, будто меня уличили в чем-то преступном.
Этот вопрос в последнее время я слышала все чаще. А уж сколько раз на него приходилось отвечать, объясняясь перед мужем. Иногда мне казалось, что это единственное, что интересовало людей в моей жизни. Почему ты не можешь забеременеть? Когда ты родишь? Сколько еще ты будешь ходить бездетная? Каждый раз вместо ответа хотелось как следует замахнуться и съездить по очередной ухмыляющейся морде… или сочувственной, но от этого не менее противной. И все равно, каждый раз я взахлеб оправдывалась и пыталась перевести разговор на другую тему.
Феликс заметил мое смущение и сразу же оговорился:
— Это бывает. Просто организм привыкает к новым условиям. Анализы в норме?
— Да.
Феликс кивнул на кресло рядом, приглашая присесть. На какое-то время он впал в привычный молчаливый транс, просто застыл и смотрел в одну точку. Я уж было начала чувствовать себя лишней в этом кабинете, как он продолжил:
— Знаешь, я бы пока советовал тебе воздержаться от зачатия, — эти слова неприятно резанули по ушам. Хоть я и сама привыкла к таким прямым и четким терминам, но все же… Мне стало неприятно, что он относится ко мне, как к какой-то крысе в банке, советует мне «воздержаться от зачатия». Я даже не нашла, что ответить.
— Вчера к нам на прием снова пришла женщина с пороком беременности, — тихо добавил Феликс, как будто боясь, что кто-то подслушает наш разговор, — понимаешь?
— Не очень, — честно ответила я.
— За последний месяц это уже третий случай.
Да, я думала об этом, но каждый раз старалась отогнать эти мысли, не связывать их в единый клубок, потому как сама была его невольной частью.
— Что ты хочешь сказать?
— Пока ничего. Есть кое-какие догадки, но пока послушай меня и…
— Я поняла, — оборвала его на полуслове, боясь снова получить оплеуху в виде какого-нибудь медицинского термина, — честно говоря, и не собиралась.
— Почему? – искренне удивился Феликс, — думал, ты только об этом и мечтаешь.
Острая необходимость поговорить с кем-то по душам, излить сомнения и переживания, карабкаясь, вылезала наружу. Я почувствовала, как слезы кривой линзой застилают глаза.
Феликс встал, подошел ко мне, присел рядом.
— Анна, что-то случилось? – он осторожно взял меня за руку.
— Нет, все нормально, просто мне страшно.
— Проблемы дома?
— Есть немного, но все пройдет, все будет хорошо, — я, скорее, пыталась убедить в этом себя, чем Феликса.
— У тебя не лады с Глебом?
— Ты знаешь, как зовут моего мужа? – я попыталась улыбнуться.
— Я все знаю. По крайней мере, стараюсь быть в курсе. Ну все, хватит! Не реви, тебе это не идет. Ты же сильная, – Феликс протянул мне салфетку.
Когда я уже собралась уходить, но он достал из кармана маленькую белую баночку и протянул мне.
— На, возьми.
— Что это?
— Противозачаточные.
— Где ты их взял? – удивилась я, ведь противозачаточные препараты были строго запрещены. Правительство решило, что контроль рождаемости должен быть в одних руках, а не на усмотрение каждого. Да и с изобретением имплантатов необходимость в контрацепции отпала сама собой.
— Не задавай лишних вопросов. Просто возьми. Захочешь – воспользуешься, не захочешь – выбросишь. Только не в мусорку, лучше верни, если не понадобятся.
Я засомневалась, глядя на пузырек в руках Феликса.
— Не бойся. Они безопасны. Как только перестанешь их принимать, сразу сможешь забеременеть. В крови препарат не обнаруживается, так что…
Почему-то в этот момент я вспомнила о Глебе, его требовательный тон, колкий взгляд – и рука сама потянулась к таблеткам.
— Вот и правильно. Я советую пока воздержаться от беременности, а то черт знает что творится, – вздохнул с облегчением Феликс. — Пока не выясним, лучше не рисковать.
* * *
Глеб пришел с работы пьяным. На мое предложение помочь снять верхнюю одежду он промямлил что-то невнятное, одарил презрительным взглядом, и, не разуваясь, пошлепал в спальню. Там он стащил с себя куртку, швырнул ее на кресло и с размаху бухнулся в постель.
— Ну, жена, — криво ухмыльнулся он и призывно пошлепал рукой по постели, — будем наследников делать или не будем? А?
— Где ты набрался? – я старалась сохранять спокойствие.
— Где, где? На бороде! – заржал Глеб.
— Понятно, — я подождала, пока приступ его идиотского смеха не забулькает от подступающей рвоты и не затихнет вовсе. – Поговорим завтра. Спокойной ночи.
Я пошла ночевать в комнату, где когда-то жила мама. Не прошло и десяти минут, как на пороге нарисовался Глеб.
— Ты что, спать с законным мужем не будешь? – он попытался обнять меня.
— Глеб, ты пьян! Давай оставим все разговоры на завтра.
— Поговорим завтра, а все остальное – сегодня, — не унимался он.
От запаха спиртного, повисшего в комнате плотным амбре, мутило. Глеб схватил меня еще сильнее и попытался поцеловать. Увернувшись от кривых, слюнявых губ, я что есть силы оттолкнула его. Он потерял равновесие и неловко шлепнулся на пол. Он сейчас встанет и,скорее всего, ударит меня, подумала я. Но Глеб неподвижно лежал на полу и даже вытянулся, закинул руки за голову, устраиваясь поудобнее.
— Дура ты, Аномалия! – глядя в потолок, промямлил он. — Дура набитая…
— Глеб, иди спать.
— Какое спать! У меня все летит к чертовой бабушке, а ты – спать! Сегодня Вадим с женой получили разрешение от Комиссии. Понимаешь?
— И что?
— Я ж говорю – дура ты! – Глеб приподнялся на локте и сел, шатаясь из стороны в сторону, как сломанный маятник. — Он смеялся надо мной. Ты вот все никак не отелишься! А я место теряю, между прочим.
Внутри меня закипал вулкан злости и негодования. Глеб уже давно перестал говорить «мы», он все время повторял «я», «мое», «мне». Он отделил себя от меня, свои интересы и потребности — от моих, свои желания — от моих возможностей. Ребенок ему нужен был как козырь в гонке за место под солнцем, а я — как инструмент по его производству.
— Ты – свинья! – четко, почти по слогам произнесла я, глядя в его заплывшие глаза.
Глеб опять скривил презрительную ухмылку.
