— Сегодня Никита приедет. Я передам ему родовое умение как можно скорее, последнее время меня гложет тревога. Чую большую беду, но откуда она идет, понять не могу.
Он махнул рукой и, не добавив больше ни слова, вышел на улицу. Наста глянула на зависшее над деревней солнце и снова занялась тестом. До вечера времени оставалось еще достаточно, а пироги — это святое.
Единственным каменным строением, не вписывающимся в местную архитектуру, являлся деревенский клуб. Он был возведен еще во времена коллективизации, которая так в Ламбушке и не прижилась из-за того, что не смогли партийные власти взять в твердые руки процесс управления местными жителями. На фоне красивых двухэтажных теремов клуб поражал своей приземистостью и угловатостью. Выложенное из серого камня, с узкими как бойницы окнами, здание чем-то напоминало стандартный армейский свинарник сродни тем, что украшают прикухонные хозяйства воинских частей. Только внутренний интерьер неказистого на вид здания был совершенно уникален. Кроме маленького кинозала на пятьдесят мест (фильмов там уже давно не показывали из-за отсутствия зрителей), в клубе имелось еще несколько помещений функционального, назначения. В просторную аппаратную местные умельцы напихали столько различной аппаратуры, что приезжавшие из Петрозаводска для ее настройки специалисты только диву давались обилию новейшей иностранной техники. Имелись там библиотека, медпункт и даже комнаты для приезжих. Но самым главным помещением клуба стал кабинет, где собирался круг, на котором старейшины родов под председательством Басанова решали, как жить деревне дальше.
Под вечер в этом кабинете и начали собираться старейшины. Не было уже тех двенадцати родов, что пришли когда-то и строили на пустом месте крепкую сторожевую деревню. Половина из них сгинула, растворилась в прошедших веках, не оставив прямых наследников, но за столом, как и много лет назад, сидели умудренные жизнью старейшины, шестеро мужчин. Аким оглядел собравшихся с чувством гордости. Лучшие из лучших, прошедшие множество испытаний и не сломавшиеся под жизненными невзгодами. Они олицетворяли все самое прекрасное, чем издревле славился русский народ. Именно они бдели за Кромкой, которую отмежевывал от реального мира Черный Камень. Палыч, из рода охотников, Алексей Феофанов — Око Господне, Петр Седов — ведун и травознай, глава воинов Александр Бастров, Семен Кяхр из наследников вепсской общины и сам Аким — потомок боярского рода Басановых. На лавке чуть в стороне от стола сидели те, кого позвали на совет: Наста, Силантий, Никита и отец Михаил, который по договоренности с епархией периодически проводил службу в местной церквушке.
Никита с любопытством смотрел на происходящее. Сразу же по приезде Аким, поздоровавшись с внуком, объявил, что все вопросы потом и вообще сегодня надо только смотреть, слушать и ничего не спрашивать. Такому малопонятному приветствию Никита удивился и немного обиделся, но бабка быстро его успокоила.
— Дела у нас всегда на первом месте, — проникновенно промолвила Мироновна, увидев задумчиво-обиженное выражение на лице внука, — а ты пока отдохни с дороги, поешь. По деревне пройдись, может, дружков давних встретишь, посмотришь, как все стало по-другому. К вечеру дед сам тебя позовет. А что он говорить с тобой не спешит, так это и к лучшему — еще успеешь наслушаться.
Затем, мило улыбаясь, как могла это делать только она, добавила, что от этого дня зависит будущее самого Никиты, и дедовы советы не так нелепы, как ему кажется. Просто надо немного подождать.
— Все слышали о том, что появился Зверь, — начал совет старейшина без всяких предисловий. — Завтра мы пойдем на эту тварь, но со мной будут только охотники. Остальным придется готовиться здесь к тому, что может произойти позже. Не секрет, что вслед за Зверем каждый раз идет толпа всякой нечисти, и именно мы должны ее останавливать. Для того здесь и живем. — Аким тяжело вздохнул. — Меня гложет предчувствие большой беды, но в чем дело, я никак понять не могу. Поэтому сегодня предлагаю пройти бросание рун. Наста, как сильнейшая колдунья среди всех родов, проведет ритуал сама. Если никто не против, то попросим ее бросить руны на кровь.
Члены совета заговорили разом. В комнате поднялся шум. Аким треснул своим огромным кулаком по столу и прорычал, перекрывая все другие звуки:
— Обмен мнениями закончен! Кто не согласен, говори по одному. Я весь — внимание:
Все резко замолчали, и лишь ехидный Силантий попробовал вставить шпильку старейшине:
— Электорат с депутатами спорить не могет, а может лишь соглашаться.
— Вот и хорошо, — спокойно согласился Аким. — Давай, Наста, приступай.
Колдунья не спеша расставила по краям стола толстые свечи и, задернув плотные портьеры на окнах, зажгла слегка размочаленные фитили. Достав из складок платья полотняный мешок, она нараспев начала произносить слова на древнем вепсском диалекте. В такт словам женщина потряхивала сжимающими материю руками. Голос ее постепенно повышался и, достигнув визжащей ноты, резко оборвался. В тот же миг содержимое мешочка неуловимо для глаз рассыпалось по столу. В полнейшей тишине Наста протянула руки над хаотично разбросанными костяными пластинками и резко сжала пальцы. Груда костяшек, чем-то внешне напоминающих доминошные, начала медленно расползаться по столешнице, при этом некоторые из пластин сами переворачивались, меняя узоры на своей поверхности. Свечи почти одновременно вспыхнули искрящимися факелами и, ослепив сидящих вокруг стола людей, внезапно потухли. Комната наполнилась мраком, но рунные кости продолжали светиться ярким красным светом. Наста склонилась над ними. Ее голос, измененный до неузнаваемости взвизгами фальцетом, заметался, осязаемый как ветер. Ему в такт одни знаки стали гаснуть, другие же, наоборот, разгорелись еще ярче.
— Вижу! Кровь. Сломанный нож. Молодой пардус. Серая росомаха. Ключ от чужих дверей. Незваная подмога. Глаза чужих людей. Жертва…
Свечи вспыхнули, ударив по глазам ярким светом. Наста в изнеможении откинулась на скамью. Руны потухли. Настала тишина, прерываемая тяжелым дыханием колдуньи. Старейшины пытались извлечь из бессвязной информации рациональное зерно. Глаза их напоминали буркалы древних статуй.
Очнувшийся первым Петр без единого слова подошел к окну и раздвинул шторы, затем так же молча сел на место. Тишина за столом длилась еще несколько минут, пока Аким вглядывался в собравшихся, потом он медленно проговорил:
— Про кровь все ясно, Зверя встретим и будем биться. Про нож тоже вроде бы понятно — кого-то оружие подведет, а вот про остальное... Тут толковать можно по-разному.
— А мы толковать и не будем. — Отец Михаил посмотрел на остальных, в его голосе звучала уверенность. — Как бы некоторые ни считали, что, мол, все, что не от Бога, — это ересь, но это все равно знак свыше, и нам надо просто завтра учесть предсказания в борьбе с демонами.
Больше никто не стал пытаться объяснить или разгадать смысл пророчества. Слишком редко использовалось такое гадание, и еще реже оно бывало ясным. Это только потом, постфактум, некоторые удивленно хлопали себя по лбу и приговаривали, мол, такое простое, да не сообразили.
