— Над чем мы так смеемся? — я с трудом перевела дыхание.
— Не знаю, — и мы снова прыснули.
— Как тебя зовут? — спросила русалка, когда мы, наконец, немного успокоились. — Я Шона Плавнишёлк.
— А я Эмили, — ответила я. — Эмили Виндснэп.
— Виндснэп? Правда?! — Шона перестала улыбаться.
— А что такое?
— Да ничего… просто…
— Что?!
— Нет-нет, ничего. Просто мне показалось, что я уже где-то слышала эту фамилию, но я ведь не могла ее слышать. Наверное, перепутала. Ты ведь здесь раньше не бывала?
— Да две недели назад я еще и плавать-то не умела! — рассмеялась я.
— Как ты это делаешь со своим хвостом? — серьезно спросила Шона.
— Стойку? Хочешь, покажу?
— Нет, не это, — она показала под воду. — Как ты его меняешь?
— Сама не знаю. Это просто получается, и всё. Как только я захожу в воду, мои ноги как бы исчезают.
— Я раньше никогда не видела никого с ногами, только читала. Как это?
— В смысле, с ногами?
Шона кивнула.
— Ну, вообще, здорово. Можно ходить, и бегать, и лазить. А еще прыгать и скакать.
Шона посмотрела на меня как на сумасшедшую.
— А вот это с ногами делать невозможно, — заявила она и нырнула.
На этот раз хвост ее, высунувшись из воды, начал вращаться. Шона выписывала хвостом кренделя всё быстрее и быстрее, и вода разлеталась от него во все стороны мелкими радужными брызгами.
— Обалдеть! — восхищенно сказала я, когда она наконец вынырнула.
— Мы это проходили на плавтанце. Через две недели Межзаливное соревнование, и мы в нём выступаем. Меня первый раз взяли в команду.
— Плавтанце?
— Ну да, плавание и танец, — восторженно выдохнула Шона. — А в прошлом году я пела в хоре. Миссис Бурун сказала, что, когда я солировала, целых пять рыбаков, позабыв обо всём, поплыли на мой голос. — Она гордо улыбнулась, вроде бы совсем перестав смущаться. — В нашей школе еще никто так много за раз не подманивал.
— То есть это хорошо, да?
— Хорошо? Да это просто потрясающе! Я буду сиреной, когда вырасту.
— Значит, — задумчиво сказала я, — все эти сказки про русалок, которые заманивают, а потом топят рыбаков, это что, правда?
— Мы вовсе не хотим, чтобы они погибали, — поморщилась Шона. — И не топим их специально. Обычно их приманивают гипнозом, а потом просто стирают им память, чтобы они плыли себе дальше, забыв о том, что нас видели.
— Стирают память?
— Обычно да. Так безопаснее всего. Конечно, не все умеют это делать. Только сирены и приближенные к Царю. Это делается, чтобы люди не крали всю нашу рыбу и чтобы они не узнали о нашем мире. — Тут Шона придвинулась ко мне ближе. — Но иногда они влюбляются.
— Русалки и рыбаки?
Она взволнованно закивала.
— Об этом рассказывается во множестве историй. Это категорически запрещено, но так романтично! Правда?
— Наверное. А ты сейчас для этого пела?
— Да нет. Это я просто готовилась к Красоте и Манерам, — сообщила она это так, словно я имела достовернейшее представление о том, что это значит. — У нас завтра контрольная, а я никак не могу выправить осанку. Нужно сесть очень прямо, склонить голову направо и расчесать волосы ста касаниями гребня. Такая морока помнить и выполнять всё одновременно!
Шона умолкла, и я поняла, что тоже должна что-то сказать.
— Д-да, как я тебя понимаю… — Я старалась говорить как можно увереннее.
— В прошлой четверти я была лучшей в классе, но это только по расчесыванию. А теперь надо делать всё одновременно.
— Конечно, это трудно.
— КиМ мой любимый школьный предмет, — продолжила Шона — Я даже хотела быть помощницей учительницы, но выбрали Синтию Плеск, — тут она заговорщицки понизила голос, — но миссис Острохвост сказала, что если я сдам контрольную на «отлично», то, может быть, в следующей четверти выберут меня.
Я молчала, не зная, что ответить.
— Ты, наверное, думаешь, что я вся такая отличница и паинька, так ведь? — Шона поплыла куда-то в сторону. — Как и все остальные…
— Что ты, конечно, нет! — воскликнула я. — Ты… ты… — Чего бы ей такого сказать?! — Ты ужасно интересная!
— Ты тоже хлесткая, — не слишком понятно ответила она, останавливаясь.
— А почему ты здесь так поздно ночью? — поинтересовалась я.
— Эти скалы лучше всего подходят для подготовки к КиМу, но днем здесь находиться нельзя. Слишком опасно. — Шона ткнула пальцем в сторону берега — Поэтому обычно я приплываю сюда ночью по воскресеньям. Или по средам. По воскресеньям мама ложится в девять, чтобы выспаться перед рабочей неделей. А по средам у нее акваробика, и после этого она всегда спит как убитая. А папа каждую ночь дрыхнет как тюлень! — Шона засмеялась. — В общем, я рада, что приплыла сегодня.
— И я. — Щербатая луна сияла у нас прямо над головами. — Но скоро мне надо будет уходить, — добавила я, зевнув.
— А ты еще придешь? — подозрительно спросила Шона.
— Да, я бы очень хотела.
Может, Шона и была немножко странной, зато она была настоящей русалкой! Единственной русалкой, которую я видала в жизни. Она была такая же, как я.
— Когда встретимся?
— В среду? — предложила она.
— Отлично, — обрадовалась я. — Желаю удачи на контрольной!
— Спасибо.
Взмахнув хвостом, Шона исчезла среди волн.
Я уже плыла через Брайтпортский залив, когда ночную тьму внезапно прорезал луч прожектора, установленного на маяке. Я замерла, зачарованно наблюдая, как лучи медленно проплывают по поверхности воды и скрываются за маяком, поочередно высвечивая крошечный силуэтик корабля где-то на линии горизонта. И тут я заметила кое-что еще: кто-то стоял на камнях у входа в маяк. Мистер Бистон! Что он там делает?! Любуется на море? Следит за плывущим кораблем?
Луч прожектора скользнул в мою сторону, и я поспешно нырнула. А вдруг он меня видел? Я дождалась, когда луч уйдет за маяк, и только после этого решилась вынырнуть. Бросила взгляд в сторону маяка, — там уже никого не было. А прожектор погас. И больше не зажегся.
Я попыталась представить себе мистера Бистона. Как он там бродит, совсем один, в огромном пустом маяке. Только эхо откликается на его шаги, когда он поднимается или спускается по витой каменной лестнице. Сидит он, один-одинешенек, глазея на море, и следит за лучом прожектора. И что это за жизнь? Какой человек сможет так жить? И почему прожектор больше не включился?
