— Ну да, конечно. Я пишу о десяти… достопримечательностяхБиксби. Мистер Гонорио сказал, что нужно широко охватить эту тему.
Поэтому я так работаю над статьей, и мы вовсе не болтаем.
Мисс Томас вздернула бровь:
— Но вероятно, у других есть собственные задания?
— Так ведь только первая неделя учебы идет, миссТомас, — заметила Джен. — Никто еще толком ничего такого не задает.
Библиотекарша обвела пятерку учениц взглядом и снова вперилавзор в экран компьютерного монитора.
— Хорошо, — изрекла она. — Только все-такидавайте потише.
Джессика опустила голову, взглянула на свой учебник потригонометрии. Вот ей-то как раз нужно было очень даже серьезно позаниматься.Класс мистера Санчеса одолел первую главу на одном дыхании — так, словно ониначали осваивать этот учебник еще в прошлом году. Джессика в принципе довольносносно поняла по объяснениям мистера Санчеса все то, о чем говорилось во второйглаве, но кое-что усвоить все же не успела. Мистер Санчес, похоже, пребывал вубеждении о том, что новенькая девочка и в Чикаго занималась в «продвинутых»группах, а большей частью помалкивала только потому, что опережала остальных наголову. Он несколько ошибался.
Джессика понимала, что ей надо заниматься, но ей было труднососредоточиться. Энергия попросту переполняла ее. Вчерашний сон что-то сделал сней. Что именно — она точно не знала. Она даже не была окончательно уверена втом, что это был сон. Неужели она вправду ходила во сне? Каким-то образомпромокла ее водолазка. Но разве можно на самом деле гулять под проливнымдождем, не проснувшись? Может быть, у нее, как говорится, крыша слегка поехала?
Но что бы ни случилось прошлой ночью, это было чудесно.Сестренка Джессики, Бет, с утра завела свою обычную песню — принялась вопитьпро то, что ни за что на свете не сможет жить в Биксби, потому что тринадцатьлет прожила в Чикаго. Отец, которому не надо было идти на работу, и не подумалвставать к завтраку. А мама так торопилась в свое новое конструкторское бюро,что в итоге неблагодарная задача — вывести сестрицу из дома — легла на плечиДжессики. Но как-то уж так вышло, что все утренние треволнения обошли еестороной. Сегодня она необыкновенно четко видела мир. Все встало на свои места.Джессика знала дорогу ко всем классным комнатам, а ее пальцы словно саминабрали комбинацию цифр на кодовом замке шкафчика. Все вдруг стало знакомым,будто она прожила в Биксби много лет.
Короче говоря, Джессика была слишком взбудоражена для того,чтобы зубрить тригонометрию.
А слушать, как ее новые подружки болтают о полной тайн изагадок истории Биксби, было куда как интереснее. Констанца Грейфут былакрасивой девочкой с прямыми темными волосами и оливковой кожей. Говорила она седва заметным акцентом. И она, и все ее подруги учились в одиннадцатом классе,то есть были на год старше Джессики, но Джессика в их компании не ощущала себямладшей. Получалось так, словно титул «новенькой» непостижимым образомприбавлял год к ее возрасту.
— Я хочу сказать еще про одно чудо, — сказалаМария. — Откуда тут взялся комендантский час?
— Номер два, — подхватила Констанца. —«Осточертевший комендантский час».
— Комендантский час? — спросила Джессика.
— Ага. — Джен сделала большие глаза. — И вТалсе, и даже в округе Броукн Эрроу можно хоть всю ночь напролет гулять. А вБиксби после одиннадцати — фигушки. Пока тебе восемнадцать не стукнет. Ну, какпо-твоему, разве это не дикость?
— Это не дикость, а настоящее уродство, — буркнулаЛиз.
— Да в Биксби все не как у людей.
— Не «не как у людей», а по-уродски.
— А тебе Биксби странным не кажется, Джессика? —поинтересовалась Джен.
— Ну… не очень. Мне тут нравится.
— Врешь, — не поверила ей Лиз. — Это послеЧикаго?
— Правда, тут очень здорово. — Джессика сама себеудивилась, произнося эти слова, но так оно и было. По крайней мере сегодняутром она чувствовала себя счастливой. Но остальные девочки смотрели на нее снедоверием. — Но что-то непонятное в Биксби все-таки есть. Вот, например,вода. У нее такой… забавный вкус. Ну, да вы про это, конечно, все знаете.
Остальные непонимающе уставились на нее.
— Но знаете, как только я к нему привыкну… —начала было Джессика.
— А как насчет Змеиной ямы? — прервала ее Мария.
За столом на несколько мгновений воцарилось молчание.Джессика заметила, что мисс Томас сразу посмотрела в их сторону, привлеченнаянеожиданной паузой в болтовне девочек, однако тут же вновь уткнулась в монитор.
Констанца кивнула.
— Номер три: «Змеиная яма», — чуть ли не шепотомпроговорила она, записывая слова в блокнот.
— Ну… — протянула Джессика. — Если я неошибаюсь, то эта ваша Змеиная яма — больше загадочная и дикая, чем уродская?
— Ну да, — кивнула Лиз. — Это, конечно, есливеришь во всю эту дребедень.
— В какую дребедень? — спросила Джессика.
— Да во всякие байки дурацкие, — ответилаЛиз. — К примеру, про то, что там вроде как черная пантера живет.
— Она из цирка сбежала, который через эти края проезжалдавным-давно, — пояснила Джен. — Про этот случай и статьи имеются —они в библиотеке городской хранятся. Из какой-то газеты тридцатых годов — не тоиз «Биксби Регистр», не то из еще какой-то.
— И что, ты эти статьи сама читала? —поинтересовалась Лиз.
Джен вытаращила глаза:
— Ну, я-то, может, и не читала, но все говорят…
— И этой пантере, выходит, лет восемьдесят, да? —не унималась Лиз.
— Ну, может, это не в тридцатых годах случилось…
— Все равно, Джессика, — объявила Лиз, — вэтой уродской Змеиной яме находят древние наконечники стрел. Индейские. Жутькак интересно.
— Нас положено называть коренными американцами, —поправила ее Констанца.
— Но эти наконечники — они вправду жуткодревние, — вмешалась Мария. — Из тех времен, когда англичане еще несогнали сюда все племена с востока. Тут было поселение, где жили самые ранниеобитатели Оклахомы — пещерные люди каменного века, а совсем не те коренныеамериканцы, которые тут живут теперь.
— Ты права. Никакого уродства в этом нет, —согласилась Джессика. — Только ужасно трудно представить себе, каким былБиксби в каменном веке.
— Там же не только наконечники стрел находят, —вполне серьезно объяснила Джен. — Там еще есть здоровенная скала, онаторчит из земли прямо посередине Змеиной ямы. Туда некоторые ходят в полночь. Иесли там выложишь из камней какой-то знак, то он превратится прямо у тебя наглазах, как только пробьет полночь.