— Моя тетя Роза смотрела «Десять заповедей»[21]восемь раз, — широко улыбаясь, произнес Сантомассимо. — В Бруклине, в маленьком местном кинотеатре. И каждый раз она ждала чуда. Это было как наваждение, как гипноз. Де Милль захватил ее полностью. Я иногда спрашиваю себя — а насколько законны такие вещи?
Бронте хмыкнул:
— Я понимаю, что ты имеешь в виду. Моего сына не оторвать от видео. Каждую неделю он меняет цвет волос. Мажет их всякими гелями. И серьги. Представляешь, носит серьги! И это взрослый парень с нормальной психикой.
Сантомассимо впал в мрачное расположение духа. Он остановил машину перед небольшим подъемом у бетонной стены, на которой виднелись предостерегающие надписи о злой собаке, бдительных соседях, сигнализации. Бронте тоже нахмурился. Если «кадиллак» и эта вилла принадлежали погибшему, то они прибыли в дом, куда ступила смерть.
— Давай посмотрим, есть ли кто здесь, — сказал Сантомассимо.
Имение оказалось гораздо больше, чем можно было предположить, глядя на него с дороги, где они оставили «датсун». Это был настоящий замок, а перед ним простиралась идеально подстриженная лужайка, нечто вроде плато над Палисейдс, шоссе Пасифик-Коуст и пляжем. Тонкие струйки воды, испускаемые вращавшейся дождевальной установкой, заботливо орошали ряды алых роз и голубых дельфиниумов.
Сантомассимо позвонил. Им открыл юный слуга-латинец. Сантомассимо показал ему полицейское удостоверение. По тому, как слуга занервничал, стало ясно, что он находится в стране нелегально.
— Мы хотим поговорить с мистером Хасбруком, — сказал Сантомассимо.
— Мистера Хасбрука нет дома. Мистер Хасбрук на работе.
— А где он работает?
Слуга, который, как понял по его произношению Сантомассимо, был не мексиканцем, а гватемальцем или даже колумбийцем, колебался, не зная, что лучше — ответить на заданный вопрос и избавиться от полиции или на всякий случай промолчать.
— В центре, — наконец сказал он.
— Адрес, роr favor.[22]
Слуга облизал пересохшие губы и посмотрел сперва на сержанта Бронте, затем на Сантомассимо.
— Шеффилд-билдинг, — старательно выговорил он. — Люкс. На самом верху.
Сантомассимо записал адрес.
— Название компании знаешь? — спросил Бронте.
— «Хасбрук».
— Понятно, что Хасбрук, — раздраженно бросил Бронте. — А называется как?
— «Хасбрук».
— Понятно, компания «Хасбрук».
— «…и Клентор».
— Ага, значит, «Хасбрук и Клентор»?
— Да. Два человека. Одна компания.
Сантомассимо отвернулся и стал наблюдать за садовниками, которые, ловко орудуя газовыми воздуходувками, убирали с деревянных настилов опавшие листья и скошенную траву. Здесь, за высоким забором, царили тишина и умиротворенность. Казалось, достаточно подпрыгнуть, и огромные крылья поднимут тебя, и ты будешь счастливо парить над сверкающим, безбрежным простором океана, навсегда освободившись от мира, где так много боли, ненависти, трагедий и убийств.
— А господин Хасбрук любил бегать трусцой? — неожиданно спросил Сантомассимо.
Слуга сделал шаг назад и посмотрел на него с подозрением.
— Бегать, — повторил Сантомассимо. — Он бегал? Ну, чтобы быть здоровым.
— А-а. Да. Каждое утро. В шесть тридцать. На пляже.
— Спасибо.
Сантомассимо вернулся к «датсуну», сел и нервно забарабанил пальцами по рулю, обтянутому черной кожей. Бронте уселся рядом.
— Слуга не знает, что Хасбрук мертв, — сказал Сантомассимо.
— А откуда ему знать? Кто мог ему сообщить?
— Да тот же убийца… Знаешь, как быстрее доехать до Шеффилд-билдинг? — спросил Сантомассимо.
— В это время лучше всего по Пасифик-Коуст и далее по трассе Санта-Моника.
«Датсун» круто развернулся и помчался к запруженному машинами шоссе и сверкающему океану.
* * *
В Шеффилд-билдинг шел грандиозный ремонт. Леса доходили до третьего этажа, и рабочие в касках крепили на фасаде алюминиевую облицовку. По всей видимости, ресторан на первом этаже переделывали в стиле хай-тек.[23]Сантомассимо бросилось в глаза множество металлических светильников шарообразной формы и металлические обручи для стойки салат-бара. Скорее всего, это будет местечко, которое непременно понравится сыну Бронте.
На первом этаже здания их встретила охрана. Сантомассимо и Бронте предъявили удостоверения. Ожидая лифт, они наблюдали за тем, как дизайнер в ресторане определял, под каким углом укладывать на пол черно-белую плитку.
— Они что, решили кардинально преобразить Шеффилд-билдинг? — удивился Бронте.
— Почему нет? Это называется «создать новый образ». Алюминий и черно-белая плитка. Эрзац. Понимаешь, что я имею в виду? При отсутствии вкуса все видится в черно-белых тонах. Это — эмоциональная неразвитость.
Другой дизайнер инструктировал рабочих, как развесить травленые и гуашевые картинки, чтобы на них правильно падал свет ламп, встроенных в стены. Сантомассимо вспомнил то время, когда в этом ресторане подавали еду, а не интерьер.
Открылись двери лифта. Они вошли, и Сантомассимо нажал кнопку напротив таблички с надписью «Хасбрук и Клентор». С захватывающей дух скоростью лифт взлетел на верхний этаж. Двери открылись, и детективы оказались не в коридоре, как можно было ожидать, а в устланной коврами приемной большого офиса.
При их появлении секретарша подняла голову — стройная блондинка, совсем не похожая на милую глупышку. Но как странно она на них посмотрела… Или это им показалось? Наряд на ней был сногсшибательный — золотистая блузка с небольшими подплечиками и ослепительно белая юбка в тон белому столу. В вазе рядом с компьютером гордо красовалась одна-единственная роза.
