– Да, но они гораздо лучше оснащены танками и артиллерией, – вступил в разговор фельдмаршал Вильгельм Кейтель. – Перевес двух- и даже трехкратный. Особенно беспокоит авиация: у Сталина почти 18 тысяч самолетов, и если вся эта армада обрушится на люфтваффе, то противопоставить ей будет нечего. Большинство наших воздушных армий все еще развернуто против Англии.
– Тогда надо напасть первыми, чтобы воспользоваться фактором неожиданности и нанести сокрушительный удар в первые же часы войны, – фюрер решительно стукнул кулаком по столу. – Уничтожить самолеты на земле, отрезать танки от баз снабжения, посеять в войсках панику. Советские дивизии в основном состоят из забитых и плохо вооруженных крестьян, а командуют ими амбициозные, но неумелые генералы. Вместо военного дела солдат обучают политграмоте, а комиссар в военной иерархии РККА стоит выше командира. Если внезапно ударить, то толпы красноармейцев побегут и передавят друг друга. Отступающие войска забьют дороги, и мы легко уничтожим их с воздуха.
– Означает ли это, что мы отказываемся от плана вторжения в Англию? – поинтересовался Кейтель.
– Нет, конечно же. Подготовка должна вестись по плану. Но только подготовка, не более того. Наши цели изменились – сейчас гораздо важнее ликвидировать угрозу с востока. Сталин во сто крат опаснее, чем Черчилль. Сначала разберемся с ним, а потом уже с Англией. И перед вашим ведомством, – Гитлер вновь обратился к адмиралу Канарису, – стоит важная задача – дезинформировать большевиков относительно наших намерений. Пусть они думают, что германские войска скоро высадятся в Британии… Кстати, вам удалось передать копию моей последней директивы русским?
– Да. Мой человек встретился с советским агентом, работающим в Берлине под прикрытием, и передал ему некоторые документы. В том числе и вашу директиву. Думаю, эти бумаги уже в Москве. Будем надеяться, что Сталин сделает из них правильный вывод. Однако я рекомендовал бы предпринять еще кое-какие шаги. Например, сделать заявление, прямо касающееся операции "Прыжок льва". Пусть Сталин получит еще одно доказательство того, что мы нацелены на острова. А Черчиллю полезно лишний раз понервничать, а то он, кажется, несколько успокоился и перестал верить в наше вторжение.
Гитлер задумался, а потом, приняв решение, произнес:
– Я обращусь к народу с воззванием. Пусть оно вдохновит немцев и устрашит англичан. А заодно основательно запутает русских. Тем более что мы все равно пока не можем начать английскую операцию. Не так ли, фельдмаршал?
– Совершенно верно, – отозвался Кейтель. – Для успешного вторжения нам необходимо как минимум шестьдесят дивизий, из них тридцать – в первом эшелоне. Пока же у нас есть сорок. Кроме того, у военно-морских сил нет нужного количества судов для доставки людей и техники. Если даже конфисковать все баржи, углевозы и сухогрузы, то этого едва хватит на двадцать дивизий. А на чем переправлять танки, бронетранспортеры, грузовики, артиллерию? Десант без тяжелой техники – самоубийство, англичане легко сбросят его в море. И еще: у гросс-адмирала Редера, насколько мне известно, нет схемы английских минных полей. Прибрежная полоса Британии напичкана минами, как суп клецками, и наши корабли при подходе подорвутся, не помогут даже тральщики. Погибнет по крайней мере треть десанта. А оставшихся сил не хватит для успешной высадки…
– Адмирал, – фюрер резко повернулся к Канарису, – поторопите своих людей, пусть срочно раздобудут карты минных полей. Или, по крайней мере, предпримут серьезные шаги в этом направлении. Англичане наверняка встревожатся, узнав, что мы хотим завладеть этим документом, и поверят в близость вторжения. А вслед за ними поверят и русские.
Канарис решил, что фюрер требует невозможного, но возражать не стал. В конце концов его агентам поручалось всего лишь изображать активность, а не пытаться добыть сверхсекретный документ. Это легче, чем лезть прямо в пасть ко льву – в Военно-морское министерство. Вслух же адмирал сказал:
– В последнее время англичане перебрасывают все больше войск в Северную Африку. Муссолини окончательно завяз под Танжером и, боюсь, не сможет выбраться без нашей помощи.
– Муссолини! – раздраженно бросил фюрер. – Он одержим идеей возрождения Римской Империи, причем в ее исторических границах. Для чего ему нужно завоевать всю Северную Африку и Ближний Восток – от Марокко до Палестины. Задача явно не по плечу – у наших итальянских друзей амбиции большие, а дерутся они плохо. Их дивизии – лишь жалкое подобие железных римских легионов. Те завоевали полмира, а дуче не смог справиться даже с полудикими племенами, придется ему помогать. Однако, что означает эта дополнительная переброска? Англичане больше не верят в наше вторжение?
– Думаю, они догадываются, что в ближайшее время основные военные действия развернуться на континенте, – уклончиво ответил Канарис.
– Значит, необходимо как можно скорее разобраться с Россией и сосредоточиться на Англии! – сказал Гитлер и склонился над оперативной картой восточной части Европы. – Меня сильно беспокоят вот эти два выступа, с них легко нанести удар в тыл нашим армиям и окружить их.
– Их можно срезать, – возразил Кейтель, – если направить удары во фланги. И тогда части Красной Армии окажутся в окружении. Затем мы перейдем в широкое наступление – от Балтийского моря до Карпат. Основной удар – в направлении Минска. Основная часть русских сил сосредоточена вблизи границы, это нам на руку. За две-три недели разгромим эту группировку и выйдем к Смоленску, а оттуда открывается прямая дорога на Москву.
Гитлер внимательно следил за рукой Кейтеля, показывающего направления главных ударом. Затем с сомнением произнес:
– Стоит ли нам так углубляться? Наш южный фланг практически открыт… Русские перейдут в контрнаступление и отрежут дивизии фон Бока.
– Мы закроем юг итальянскими, румынскими и венгерскими частями, – ответил Кейтель, – при поддержке германских дивизий, разумеется. Войска уже перебрасываются, осталось лишь определить день "Д".
– Когда Наполеон начал свою русскую кампанию? – поинтересовался фюрер.
– В ночь на 24 июня 1812 года, – ответил Канарис, хорошо знавший мировую военную историю.
– В этом году это вторник, – сказал Гитлер, сверившись с календарем на столе. – Значит, днем "Д" будет 22 июня, воскресенье. Не хочу повторять ошибки Наполеона.
– А как быть с перевесом Красной Армии в живой силе и технике? – высказал сомнение Канарис. – Переходить в наступление, не имея значительного превосходства, рискованно. Русские могут подтянуть резервы и контратаковать. У нас же в запасе всего одна армия. Может, стоит подождать, пока подойдут части из Франции?
– Россия – это колосс на глиняных ногах, – спокойно возразил фюрер. – И он рухнет под первым же нашим ударом. Именно на этой предпосылке и следует строить план нашей кампании. Только удар должен быть очень сильным. Иначе нам всем конец – русские пройдут по Европе, как паровой каток.
* * *
Из обращение Адольфа Гитлера к немецкому народу
