пройденного?
— Думаешь, преподы опять начнут нас валить? — с сомнением спросила она.
— Нет, этого больше не будет, конечно, — усмехнулся я, вспомнив беседу с ректором. — Магде это нужно просто для психологического комфорта. Не для того, чтобы поставить оценку, она её даже не будет ставить. Просто ей очень хочется доказать нам и себе, что она была права, и оценки «превосходно» мы получаем незаслуженно. Ну а я, соответственно, не собираюсь доставлять ей подобное удовольствие.
— Высокие отношения, бурное море страстей, — с иронией прокомментировала Ленка. Ей, конечно, легко иронизировать — Магда к ней никогда не цепляется. — Но я, собственно, зачем тебя искала… хочу кое-что тебе показать. Помнишь ту странную структуру возле маршрута патрулей?
— Помню, — кивнул я. — А что с ней?
— С ней всё по-прежнему, но я хочу, чтобы ты ещё раз на неё посмотрел.
— Ну пойдём посмотрим, — пожал я плечами, вставая из кресла.
Со структурой всё действительно было по-прежнему — с прошлого моего визита она совершенно не изменилась. Если, конечно, не считать того, что раньше она торчала посреди сугроба, а сейчас здесь было маленькое, почти высохшее болото, до которого у нас пока не дошли руки.
— Ничего не замечаешь в ней, Кени?
— Да вроде всё то же самое, — неуверенно отозвался я, пристально рассматривая мутноватый шар неправильной формы с множеством шишек и выростов.
— Не на то смотришь, — снисходительно сказала Ленка. — Ну, я и сама, считай, несколько месяцев эту штуку разглядывала, прежде чем поняла, куда надо смотреть. Всё там просто оказалось — смотри не на общую форму, а выдели точки и линии напряжения. Куда пространство сильнее всего стянуто, не знаю, как точно сказать.
У меня всё равно не получалось что-нибудь увидеть. Я долго таращился на этот шар, пока у меня не начали слезиться глаза, но так и не смог ничего заметить, кроме мутных разводов.
— Давай помогу, — наконец, сжалилась надо мной Ленка. — Откройся мне и следи за моим взглядом.
У нас всё лучше и лучше получалось объединение чувств, и я в самом деле, наконец, увидел.
— Видишь, Кени — это на самом деле никакой не шар, а многогранник, и рёбра у него образуют правильную структуру. Разные вздутия и неровности на гранях, похоже, никакой роли не играют — главное, что все вершины находятся там, где надо, и рёбра не исказились. Вот конкретно эта штука перед нами является икосаэдром, — она посмотрела на моё непонимающее лицо и пояснила: — то есть двадцатигранником. А ещё мы знаем, что икосаэдр — это один из пяти правильных многогранников, и у него есть дуальный правильный многогранник, а именно додекаэдр, правильно?
— Эмм… — промычал я. — Уверен, что ты совершенно права, милая.
— Было бы очень интересно посмотреть, как ведёт себя пространственная структура, основанная на додекаэдре, — увлечённо продолжала Ленка. — У икосаэдра грани представляют из себя треугольники, и к каждой вершине подходят пять рёбер, а у додекаэдра, наоборот, грани являются пятиугольниками, зато от вершин отходят только по три ребра.
Есть свои плюсы в том, чтобы иметь умную жену, которая легко разберётся с любым додекаэдром и объяснит его мужу понятными словами. И от которой никогда не услышишь: «Дорогой, я опять забыла, какую кнопочку здесь надо нажимать».
— Ну, наверное, было бы интересно посмотреть, — согласился я. — И как ты собираешься это сделать?
— Пока никак, — вздохнула она. — Я даже простейший тетраэдр не могу построить. Очень трудно создать напряжение пространства в виде идеально ровной тонкой линии. Да и от одного ребра толку никакого. Даже одна грань из трёх рёбер ничего не даст — нужна замкнутая фигура, чтобы пространство внутри свернулось. Я вроде поняла, как этого добиться, но нужно много практики.
— Вообще-то, это не должно быть сильно опасно, — прикинул я, рассматривая структуру. — Попрактикуйся. Правда, не совсем понятно, какие возможности здесь открываются, но что-нибудь полезное из этого наверняка выйдет.
— Давай этим вместе позанимаемся, — предложила Ленка. — У меня одной не очень получается, а вместе мы можем попробовать собрать что-нибудь простенькое, вроде тетраэдра.
— Ну, можно и позаниматься, — согласился я. — А почему ты зациклилась именно на правильных многогранниках? Возможно, другие виды многогранников тоже имеют какие-то интересные свойства.
— Мне кажется, что все рёбра и углы должны быть одинаковыми, а это верно только для пяти правильных многогранников. Есть у меня ощущение, что разные длины рёбер приведут к нестабильности структуры. Вот в этой структуре, например, посмотри на дальнее ребро в верхней части слева. Видишь, оно уже начинает немного деформироваться? И смежные рёбра ниже из-за этого стали немного короче, а верхние чуть длиннее. И если мы попробуем это ребро согнуть чуть посильнее… Ой!
Силы она приложила совсем мало, но ребро очень легко согнулось, и структура заволновалась. Сначала она слегка задрожала, затем дрожь перешла в колебания, которые начали усиливаться, а затем вся структура вдруг лопнула, и беззвучный взрыв отшвырнул нас прочь. Пейзаж закувыркался, и я неожиданно обнаружил, что крепко обнимаю Ленку, которая лежит на мне, а сильная боль в спине говорит о том, что я и на болоте умудрился найти какой-то камень.
— Вот! — с воодушевлением воскликнула она, даже не пытаясь подняться. — Не надо особо прикладывать силу, нужно просто надавить в нужную точку. А мы-то поначалу пытались на грани давить.
Я только закатил глаза, не желая поддерживать научный спор. Быстро же она забыла все свои опасения, стоило только чуть увлечься. А может, ей в конце концов передалось моё отношение — я-то вообще не верил ни в какие армии демонов в этом пузыре.
— Ты не ушиблась? — озабоченно спросил я вместо этого.
— Нет, — отозвалась она, прислушавшись к себе. — А ты?
— А я, кажется, да, — она немного толкнула меня вставая, и я скривился от острой вспышки боли. Синяк наверняка получился роскошный. — Знаешь, Лен, чем опасны увлечённые наукой учёные? Тем, что они могут и планету уничтожить — просто для того, чтобы проверить, получится у них или нет.
— Ой, что это⁈ — воскликнула Ленка, не обратив внимания на мою укоризненную речь. Она смотрела на то место, где раньше находилась структура. Я, морщась, сел, но взглянув туда, сам сразу же забыл о боли.
Там, где раньше
