в низинах, и создается впечатление, что едешь по тенистому зеленому коридору. Своей невероятной пышностью растительность обязана плодородной почве, омытой солеными водами и напоенной дождями. Внезапно перед глазами возникает окруженная великолепными вязами церковь Нотр-Дам-де-Грас, известное место паломничества. В это утро мы подъехали в тот момент, когда у входа собирались мальчики и девочки в белых одеяниях. Как живо и как невероятно красиво смотрелись эти дети перед старинной часовней оригинальной формы: с куполом над входом и маленькой башенкой-колокольней! Мы поднялись на соседний холм, на вершине которого возвышался крест, и перед нами открылось все устье Сены. Небо было серым; море — пепельно-розовым; вдали виднелся окутанный туманом мыс Эв. Родившиеся в Нормандии неизменно предпочитают «мокрое солнце туманного неба» и «зеленый, как трава» Ла-Манш синим, мерцающим золотыми искрами волнам Средиземного моря.
Художники полюбили Онфлер за поэтичную атмосферу, красоту холмов, очарование старых жилищ. Здесь родился Буден[74], живописец, прославивший песчаные берега Нормандии. На ферме Сен-Симеон, у матушки Тутен, он собрал целую группу художников, писавших устье Сены, — ведь сен-симеонская школа имеет не меньше прав на существование, чем барбизонская. Здесь жили Йонгкинд[75], Моне[76], Коро[77], и многие, многие другие. «О! Сен-Симеон! — говорил Буден. — Об этом жилище можно было бы написать прекрасную легенду… Сколько людей прошло через него, и сколько знаменитостей, начиная с меня…». Свои излюбленные сюжеты — прелестные силуэты женщин в кринолинах, стоящих группками на берегу моря, — Буден искал на Трувильском пляже[78], но портом его приписки был Онфлер.
Это очень старый порт. Спускаясь к этому чудом сохранившемуся городу со стороны Граса, можно судить о его былом процветании по красоте набережных и домов. Только очень богатые и могущественные судовладельцы могли построить поразительную церковь Святой Екатерины — целиком деревянную, с двумя нефами, совершенно одинаковые своды которых представляют собой две перевернутые лодки. Сразу видно, что церковь строили корабельные плотники; в ней соединяются роскошь пламенеющей готики и простота ладьи викингов.
Восхищения заслуживают и высокие узкие дома, окружающие гавань. Крытые шифером, с выступающими вперед верхними этажами, они тесно прижимаются друг к другу, как дома на набережных Амстердама. Таким образом порты, где все стремятся жить поближе к кораблям, пытаются захватить наверху еще немного места, которого им не хватает на поверхности земли.
Слава этого порта восходит к очень далеким временам. Небольшой залив между двумя заросшими лесом холмами (Грасом и Вассал ем), устье широкой реки, долина небольшого ручья (Клер), мелкая бухта, удобная стоянка — все это благоприятствовало мореходству. Как было не поддаться искушению построить здесь военный порт! В XII веке Онфлер окружали крепости, впрочем, довольно бесполезные из-за двух нависавших над ними холмов. От этих укреплений осталось одно красивое строение — здание наместничества. Вход в гавань защищали две башни, подобные тем, что до сих пор сохранились в Ла-Рошели и в Сабль-д’Олонн. Но ни башни, ни укрепления, ни форты не помешали англичанам четырежды захватить город. Английский гарнизон стоял здесь до 1450 года. В XV веке военная история Онфлера завершилась; в XVI веке началось время великих мореплавателей.
Гавр еще был болотом, а моряки из Онфлера уже бороздили просторы Атлантики. Первым французом, добравшимся до Бразилии, стал уроженец Онфлера господин де Гонневиль[79]; другим онфлерцам посчастливилось открыть Новую Землю, исследовать устье реки Святого Лаврентия, обойти мыс Доброй Надежды, дойти до Мадагаскара. Говорят даже, что не голландские, а онфлерские моряки первыми высадились на Суматре. Город процветал благодаря торговле экзотическими товарами. Разорили же его два события: основание Ост-Индской компании и создание порта на другом берегу устья Сены, в Гавре.
Почему именно в Гавре? Потому что Онф лер увязал в иле. Устье большой реки капризно. В нем откладывается ил, земля, смытая с полей. Какую-то часть этих отложений уносят морские приливы, но еще больше остается. С другой стороны, волны, штурмовавшие утесы Ко, отрывали от них куски глины, известняка и кремня, а течение относило все это к Онфлеру. Опасный процесс шел быстро, скалы отступали от берега буквально на глазах. Под действием отливов и приливов камни терлись друг о друга, кремень превращался в гальку, которая со временем образовала перед Онфлером отмель; шум перекатывающихся камешков не смолкает здесь ни днем, ни ночью.
Когда в 1515 году Франциск I после битвы при Мариньяне отправил адмирала Бонниве[80] исследовать нормандское побережье на предмет создания такого порта, чтобы в нем могли стоять на якоре большие военные корабли, отчеты об Онфлере, как и об Арфлере, были самыми неблагоприятными.
Но где же тогда построить военный порт? В Этрета? В устье реки Тук? Пока адмирал и король колебались, в один прекрасный день страшный прилив проложил новую протоку через галечную отмель. Возникший канал позволял подняться до удобной стоянки, защищенной мысом Эв от наносов ила. Это был Богом данный порт. Его назвали Гавр-де-Грас, или Франсуаз-де-Трас. Теперь предстояло только продолжить дело, начатое природой. За это взялись великие люди: Сюлли, Кольбер, Вобан[81]. Тем временем Онфлер пытался бороться с илом, возводя шлюзы, которые позволяли превратить Клер в мощный водосток, однако опасный сосед, Гавр, постепенно оттягивал на себя торговлю с заморскими странами. Корабли дальнего плавания больше не заходили в Онфлер. На его долю осталось прибрежное рыболовство, а начиная с XIX века в городе стало развиваться овощеводство. Продукцию экспортировали в Англию. «Сегодня, — писал Жюль Жанен[82], — Онфлер выращивает изысканные овощи во рвах, некогда служивших оборонительными сооружениями».
Нынче утром на берегу Старой Гавани полдюжины моряков сидят на парапете перед зданием наместничества. Одни из них — рыбаки, «чей взгляд исследует ил, в котором дремлет якорь круглого судна, пришедшего из Лабрадора», как сказал Жанен; другие — члены экипажей маленьких белых яхт. Названия рыболовецких судов, стоящих со спущенными парусами, напоминают о благочестии паломников Нотр-Дам-де-Грас. Я записываю: «Упование на Господа», «Нотр-Дам-де-Флер», «Анжелюс», «Богоматерь семи печалей». Понятно, от кого унаследовали веру маленькие причастники в белых одеяниях, которые так серьезно вслушивались сегодня в звон колоколов.
В годы оккупации Старая Гавань чуть было не «превратилась в пастбище». Под угрозой оказалась сама душа «чудесного маленького городка». К великому счастью, порт удалось спасти. «Героическую водную гладь, в которой так долго отражались наблюдательные посты и орудийные люки, снова можно использовать по прежнему назначению» (Рене Эрваль{4}). По прежнему назначению? Нет, не совсем так. Однако к городу вернулось его морское достоинство, и он готов к новой роли — очень благородной и вполне достойной Онфлера.
