Трайланга.
При виде святого Свами Трайланга мое сердце наполнилось любовью к Богу. Постояв некоторое время, мы поклонились Свами и отправились в обратный путь. Я не стал рассказывать Рамчандру о своих чувствах. Дома я принялся расспрашивать его о качествах и способностях Свами Трайланга. Он не мог ответить мне ничего определенного, а только сказал: «Зачем о нем спрашивать? Его не волнуют ни выгоды, ни потери, он настоящий безумец. Его не интересуют касты, он ест, что придётся, вызывает беспорядки, ни с кем не разговаривает, ходит нагишом, летом спит на песке, а в мороз сидит в воде, иногда проводит два-три часа под водой, а иногда ходит по воде. За это люди прозвали его Йогом Кумбхаки[13]. Ему 700 или 800 лет, но его облик не меняется».
На утро, после омовения в гате Мани Карника, я направился в хижину Свами Трайланга, чтобы посетить уважаемого и молчаливого мудреца. Я поприветствовал Свами и, стоя у колонны, начал рассматривать его божественную фигуру и думать о том, как я задам Свами свои вопросы, и он разрешит мои сомнения по поводу реинкарнации. Однако я не смел подойти к Свами и обратиться к нему. Пока я колебался, Свами жестом приказал мне уйти. Когда же я выразил желание остаться, преданный Мангал Дасс Такур попросил меня покинуть хижину. Я ушел оттуда с тяжёлым сердцем в отчаянии. В тот же день после полудня я снова пошел в жилище Свами, поклонился ему, встал у столба и начал думать, как же выразить ему мои чувства. Однако я снова не смог ничего сказать и, как и утром, Свами попросил меня уйти. Увидев это, Мангал Дасс Такар повторил просьбу Свами. Я покинул хижину, разозленный и расстроенный.
На третий день, совершив омовение, я снова пошел в хижину и, поклонившись, встал на том же месте. Когда после жеста Свами и просьбы Мангала Дасса Такура я не двинулся с места, Свами нетерпеливо подал знак одному из учеников, Госевоку, и тот меня прогнал. Я вернулся домой опозоренный и пристыженный до слез. Меня душило отчаяние. Наконец я решил, что, чем бы мне это ни грозило, я не потеряю уверенности в себе. Я очень боялся, но после полудня снова пошел в хижину и встал там, поклонившись, но Свами снова меня прогнал. Я стал думать о том, как найти место рядом со Свами. В конце концов я решил подкупить несколько учеников Свами, чтобы те не прогоняли меня даже после того, как Свами попросит меня уйти. Я твердо решил не возвращаться пока мои сомнения не будут рассеяны.
На четвертый день, после омовения в гате Мани Карника, я пришел в хижину и сел рядом с Мангалом Дассом Такуром. Я дал четыре рупии Мангалу Дассу и две рупии Госевоку и, сложив руки, попросил их меня не прогонять. Оба были удовлетворены подарком и согласились их принять, но Мангал Дасс сказал, что оставаться там без разрешения хозяина невозможно и объяснил: «Мы не в силах тебе помочь. Мы должны исполнять приказы хозяина». Госевок сказал, чтобы я не показывался на глаза Свами. Несмотря на свой страх, я продолжал стоять у столба недалеко от святого. Я не мог набраться мужества, чтобы выйти вперед и выразить свои чувства, но, не опасаясь теперь быть изгнанным, я решился задать свой вопрос. Уже сделав шаг вперед, я остановился, так как в хижине появились два господина из Калькутты, которые поклонились Свами и остались стоять. Через некоторое время Свами жестом попросил их уйти. Один из них, более сдержанный, был уже готов уйти, но второй господин заговорил крайне разгневанным тоном: «Мы никуда отсюда не уйдем. Мы хотели посетить святого, мы скоро уйдем по доброй воле. Какова причина вашего гнева и ваших попыток нас прогнать?» Свами рассердился и подал знак Мангалу Дассу, чтобы тот приказал Госевоку их убрать. Госевок прикоснулся к двум господам и сказал: «Вы видели Учителя, а теперь уходите. Нам не нужно лишнее скопление народа». На это один из господ, оттолкнув Госевока, ответил, что они не уйдут. Началась драка. Увидев это, Свами жестами попросил мужчин разойтись и попросил Мангала Дасса принести перо и бумагу. Когда Мангал Дасс вернулся, Свами положил руку на одну из шлок, написанных на стене, и Мангал Дасс начал ее переписывать. Свами попросил его прочесть написанное. Прочитав шлоку, Мангал Дасс сказал господину: «Вы пришли к нам и сняли башмаки, которые стоят 18 рупий. Вы думаете сейчас о том, что если их украдут, вам будет неприятно ходить босиком и вы будете жалеть о новых башмаках. А теперь скажите: «Вы видите меня или свои драгоценные башмаки? О чём вы думаете? Вы точно думаете сейчас о башмаках. Возьмите их и уходите». Услышав эту речь, все присутствующие остолбенели, не в силах произнести ни слова. Я спросил господина, действительно ли он думал о своих башмаках, и он сказал: «Да, господа, я беспокоился о башмаках. Я никогда в жизни не видел такого удивительного случая. Теперь, когда я увидел это своими глазами, моя вера укрепилась, а сердце преисполнилось благочестием. Я твердо решил больше никогда не сомневаться в божественной силе». Гнев господина рассеялся. Он выглядел глупо. По знаку Свами, оба молча удалились.
Некоторое время спустя, посмотрев на меня, Свами вновь приказал мне удалиться. Я не хотел уходить, но, не решаясь спорить, вернулся домой. Вечером я снова пошел туда, на этот раз с большой группой людей, но все повторилось. Так я ходил в хижину Свами двенадцать дней подряд, но не мог даже найти места, чтобы присесть. Я пришел в отчаяние и начал думать, что жизнь бессмысленна и в мире нет ни одного существа более несчастного, чем я. Я думал о том, какой же я невезучий, если не могу даже присесть рядом со святым, и он каждый раз, увидев меня, отсылает домой. Я не знал, какой совершил грех, за который Свами не позволяет мне приблизиться к нему. Я размышлял об этом несколько часов и мое сердце изнывало от боли. На утро тринадцатого дня, приблизившись к жилищу, я не мог удержаться и разразился рыданиями. Из моих глаз ручьями лились слезы и Свами, увидев мое состояние, позволил мне сесть и жестом приказал взять себя в руки. Вид Свами, его жест усугубили мое горе и я, поймав его ногу, начал горько плакать.
Мое сердце изнывало от отчаяния. Свами позвал Мангала Дасса и приказал ему отослать меня
