Никакого Дюма, никакого Жюля Верна, ни одной из книг, составлявших некогда предмет гордости и радости для отца. Как решился он продать полную коллекцию фюрновских изданий Бальзака, накупив взамен массу дешевых книжонок карманного формата? Эта библиотека не могла принадлежать коллекционеру — только студенту или исследователю. Для них издатель не имеет никакого значения, важен лишь текст. И самым невероятным выглядело то, что объект исследования был очевидным образом связан с эзотеризмом…
Но и это оказалось не самым удивительным в подвальной библиотеке моего отца.
Недоверчиво пролистав несколько книг, я заметил в углу справа от себя чрезвычайно странную конструкцию из дерева. Она не походила ни на что, хоть мало-мальски знакомое, разве что отдаленно напоминала старинный измерительный или астрономический прибор. Размером с небольшой шкафчик, высотой мне по грудь. Находившийся в центре ящичек с отверстием, судя по всему, мог перемещаться во всех направлениях благодаря целой сети деревянных желобков с рубчиками.
Разинув рот от изумления, я медленно подошел к этому загадочному сооружению и положил руку на ящичек. Действительно, он двигался по горизонтали и по вертикали. Внутри размещалась сложная система, состоявшая из стекол и зеркал.
Я недоуменно попятился и почти рухнул на стул, стоявший в центре подвала. Протер глаза, желая убедиться, что не сплю. Уж не ошибся ли я домом? Невозможно. Мне казалось, что это либо галлюцинация, либо изощренный розыгрыш. Я ожидал, что сейчас из-за спрятанной камеры выскочат развеселые шутники. Но все было ужасающе реальным. Мой отец не только купил дом в Воклюзе, но и проводил чрезвычайно странные исследования, запершись в подвале, испещрив заметками поля сотен книг и погибнув затем в глупейшей автокатастрофе! Не говоря уж об этой занятной деревянной конструкции, которую вполне мог бы придумать какой-нибудь одержимый гений Жюля Верна. Реальность испытывала на прочность мое легковерие, хотя я не мог пожаловаться на недостаток воображения… Я сам сочинил столько уморительно неправдоподобных сценариев, что никак не мог смириться с простой истиной. Но все это мне не приснилось, и, стало быть, какое-то объяснение существовало.
Когда первое изумление прошло, на меня напал приступ безумного хохота, который долго отдавался эхом в подвале, еще более усилив во мне ощущение одиночества и тревоги. Неужели отец помешался? Позволил вовлечь себя в какую-то тайную секту или псевдоэзотерическое общество? Мне хотелось бы поверить, что его обуяла жажда знаний, однако весь облик подвала свидетельствовал об ожесточении и упорстве, характерных скорее для фанатизма, чем для невинной любознательности. Я склонялся к мысли, что отец сошел с ума на почве мании оккультных аналогий, где история и мифы сливаются в скопище лживых измышлений, противоречий, более или менее осознанных иллюзий и кривых зеркал.
Я вновь подошел к козлам и попытался расшифровать заметки в одном из отцовских блокнотов. Сначала мне не удалось прочесть то, что он написал. Почерк его я узнал, но язык был мне незнаком. Это было ни на что не похоже. Затем я понял.
Записи были сделаны наоборот. Несомненно на французском, но справа налево. На сей раз я вполне уверился, что отец сошел с ума. С трудом разобрав пару невнятных строк с сокращениями, я обнаружил, что два или три слова повторяются в них постоянно. И тут наверху с шумом распахнулись ворота в сад.
Скрежет заставил меня вздрогнуть, я отложил блокнот с записями и приник к слуховому окну, чтобы посмотреть, кто это явился без приглашения. Я увидел две фигуры в черных плащах, показавшихся мне довольно плотными для этого времени года… Странная обстановка подвала и сделанные в нем открытия породили во мне нечто вроде паранойи, и я беззвучно выпрямился, стараясь унять дрожь в руках.
Когда медленно открылась входная дверь, в которую никто и не подумал позвонить, я почувствовал, что холодею от ужаса. Укрывшись за лестницей, я услышал приближающиеся шаги. Кто-то направлялся к двери. Грабители? Люди, которые знали, что отец умер и в доме никого нет? Но почему в таком случае их не удивило, что входная дверь открыта? Я убеждал себя в неразумности своих страхов, сжимал кулаки, чтобы набраться мужества и подняться по лестнице.
Я сделал шаг к первой ступеньке. Наверху все смолкло. Я глубоко вздохнул. И сделал второй шаг. В венах моих пульсировала кровь. Я так сильно сжимал зубы, что у меня заболели челюсти. Я попытался расслабиться, но тут у верхней ступеньки лестницы появился силуэт одного из этих двоих. Попятившись, я задержал дыхание. Незнакомец стал медленно спускаться в подвал.
Подумав, что меня самого могут принять за грабителя, я решил обнаружить свое присутствие. Времени для размышлений не оставалось. Инстинкт одержал верх.
— Кто там? — глупо спросил я, стараясь говорить как можно более внушительным тоном.
Фигура на лестнице мгновенно замерла, потом оба незнакомца ринулись к выходу.
Я не раздумывая взлетел вверх по лестнице, перескакивая через две ступеньки в надежде догнать их.
Добежав до входной двери, я услышал их топот по выложенной камнями дорожке в саду. Я бросился в погоню. Теперь я их хорошо видел. На обычных грабителей они совсем не походили. Перед домом их поджидала длинная черная машина. Они бросились к ней с двух сторон, один открыл правую дверцу, другой левую.
Я чуть не упал, поскользнувшись на камнях, но сохранил равновесие и побежал еще быстрее, как если бы меня подтолкнули в спину. Когда я выскочил на улицу, мотор машины взревел. Я устремился к правой дверце, опрометчиво полагая, что смогу разглядеть лица этих людей и, быть может, даже задержать их. Ухватился было за ручку, но тут машина рванула с места так, что шины завизжали. В это мгновение на меня словно ниоткуда обрушился сильный удар — как мне показалось, кулаком, — и я потерял сознание прямо посреди улицы.
Когда я пришел в себя, то никак не мог понять, сколько времени провел в состоянии комы. Однако постепенно надо мной обрисовались очертания женского лица. Эта особа внимательно разглядывала меня.
В голове моей роились вопросы, но я был все еще оглушен, со лба стекала кровь, и мне пришлось выждать, прежде чем я смог заговорить. Улица кружилась вокруг меня, словно я катался на карусели.
Женщине, которая вглядывалась в меня, было лет тридцать, быть может, чуть меньше, у нее была невероятно белая кожа, тонкие черты лица, черные прямые волосы, стриженные точно по линии плеч, в черных глазах за блестящими стеклами очков с позолоченной оправой светилась успокоительная безмятежность. В ней было что-то от «безумного десятилетия», но это странным образом не противоречило ее повадкам роковой женщины. Модерн и ретро одновременно. Она была стройная и высокая, едва заметный макияж дополнял ее облик воскового манекена.
Меня сразу потрясла волнующая аналогия. В чем-то даже забавная. Она была как две капли воды похожа на Миа Уоллес, которую сыграла Ума Турман в «Криминальном чтиве». Холодная, непроницаемая, суперсексуальная.
На губах ее играла едва заметная улыбка.
— Кто вы? — произнес я наконец и тут же пожалел, что заговорил, настолько каждое слово отзывалось болью в голове.
