Как мы помним из предыдущей главы, Гёте хотя бы на что-то опирался; у Мэри Шелли же прототипов для ее существа не было. С одной стороны, это потрясающе. В 1814 году Мэри Уолстонкрафт сбегает с женатым Перси Шелли в Европу (ей было тогда всего 17 лет). Через два года она оказывается на той самой вилле в Швейцарии и придумывает нового для мировой литературы монстра. Однако, на самом деле, ученым таки удалось найти один прототип, похожее существо, тоже сделанное из мертвой материи и затем оживленное, – это голе, или голем (по-разному произносят в древнееврейском фольклоре). В средневековой еврейской мифологии, возникшей примерно в XV–XVI веках на территории современной Чехии, фигурирует весьма неприятное существо из глины. Оно антропоморфно, его можно было создавать с помощью колдовства и заклинаний для того, чтобы делать определенные виды работ за людей. По поверьям, голем оживлялся при нанесении ему на лоб букв еврейского алфавита. Если эти буквы убрать, то он рассыпается в прах. Между страшным големом и Франкенштейном есть некоторые параллели, но они, конечно, неполные. Еще об одном тексте-предшественнике, в котором фигурирует голем, я расскажу позже, однако других прототипов у монстра нет.
Давайте теперь посмотрим, как сама Шелли в предисловии к изданию 1831 года описывает, как ей удалось придумать это существо:
Лорд Байрон и Шелли часто и подолгу беседовали, а я была их прилежным, но почти безмолвным слушателем. Однажды они обсуждали различные философские вопросы, в том числе секрет зарождения жизни и возможность когда-нибудь открыть его и воспроизвести. Они говорили об опытах доктора Дарвина (я не имею здесь в виду того, что доктор действительно сделал или уверяет, что сделал, но то, что об этом тогда говорилось, ибо только это относится к моей теме); он будто бы хранил в пробирке кусок вермишели, пока тот каким-то образом не обрел способности двигаться. Решили, что оживление материи пойдет иным путем. Быть может, удастся оживить труп; явление гальванизма, казалось, позволяло на это надеяться; быть может, ученые научатся создавать отдельные органы, соединять их и вдыхать в них жизнь[2].
Она вспоминает, что они с Байроном, Шелли и доктором Полидори, личным врачом последнего, соревновались в придумывании страшных историй. В один из вечеров мужчины разговаривали об оживлении материи. Этот разговор, судя по тому, как его воспроизводит Мэри, и стал источником кошмаров, которые потом посетили писательницу. Утром, проснувшись в ужасе, она стала записывать сцену, которая вспышкой осветила ее сознание. Она увидела картину, которая отчасти изображена на иллюстрации 1831 года. Дверь открывается, создатель входит в лабораторию и видит нечто совершенно жуткое, собранное из трупных, полуразложившихся остатков и как будто пробуждающееся. Из предисловия ясно, что именно научные открытия того времени стали триггером, который запустил работу ее фантазии. Кто здесь имеется в виду? Что за открытия? Что за ученые? Во-первых, Эразм Дарвин, великий просветитель, энциклопедист, писатель, ученый, мыслитель, поэт XVIII века, дедушка Чарльза Дарвина. Во-вторых, итальянский ученый-химик и естествоиспытатель Луиджи Гальвани, который упоминается в связи с обнаруженным им явлением сокращения мышц под воздействием электрического тока. Обсудим их открытия.
Сцена из фильма «Голем», снятого в 1920 году режиссером Карлом Бёзе.
Architekturmuseum der TU Berlin, Inv. Nr. F 1627
Как Виктору удалось соединить и оживить фрагменты трупов?
Действие романа происходит в городе Ингольштадт на территории современной Баварии. Почему именно там Мэри Шелли селит Франкенштейна? Есть два ответа на этот вопрос. Во-первых, в Ингольштадте в 1776 году Адам Вейсгаупт основал общество иллюминатов. Это тайное общество улучшения нравов человека, отчасти похожее на масонство, но не идентичное ему. Оно было одним из многочисленных течений позднего европейского Просвещения. Судя по всему, это общество было хорошо известно Мэри Шелли. Во-вторых, в романе сам Виктор Франкенштейн упоминает, почему он решил поехать именно в Ингольштадт. Его мечтой были наука и грандиозные открытия. Чтобы их совершить, ему нужно было окунуться в купель современного научного знания. Поначалу он грезил о средневековых алхимических текстах. Проводником же в мир подлинной науки для него стал баварский профессор Вальдман. Он призвал Франкенштейна заниматься не какой-то алхимической дребеденью, а химией – царицей наук в университетах того времени. Без этого контекста нам никак не понять, как Виктору удалось оживить труп.
Кроме этого, есть ряд источников, о которых говорит сама Шелли. Почему она вспоминает об Эразме Дарвине? Во-первых, она читала его книги. Шелли была дочерью Уильяма Годвина и Мэри Уолстонкрафт – выдающихся интеллектуалов Великобритании. Годвин – просветитель, писатель, философ, аболиционист. Мэри Уолстонкрафт – протофеминистка, написавшая целый трактат о правах женщин. В ее семье читали всё, что выходило в то время. Мэри Шелли, судя по всему, была знакома с ключевыми сочинениями Эразма Дарвина, в которых предлагалась оригинальная концепция эволюции жизни на Земле. Это додарвиновская концепция (имею в виду его внука, Чарльза Дарвина), в которой предполагалось, что органическая жизнь возникла из одной субстанции типа клетки и потом развивалась. Это была одна из первых эволюционных концепций XVIII века, в которой не было места Господу. Жизнь зародилась произвольно, в соответствии с биологическими законами.
Во-вторых (об этом Шелли не упоминает, но в ее дневниках есть записи), за несколько месяцев до начала работы над романом она читала книжку Хэмфри Дэви, выдающегося европейского и, что главное, британского химика – «Основы химической философии». Она вышла в 1812 году, и в ней Дэви описывает самую современную по тем временам химическую теорию. Там еще нет, конечно, периодической системы Менделеева, но есть, например, глава об электрической химии. Дэви был открывателем хлорина и других веществ, его исследования наделали тогда много шума. Шелли была знакома с ними.
Наконец, следует сказать о Луиджи Гальвани и феномене магнетизма. Одно время гипнотизеры пытались использовать магнитное поле для того, чтобы заставить двигаться человеческое тело.
Эксперимент Луиджи Гальвани с воздействием электрического тока на мертвую лягушку. Гравюра 1792 г.
Wellcome Collection (по лицензии CC BY 4.0)
Гальвани и его племянник Альдини в конце XVIII века воздействовали электрическим током на мертвые тела. Дядюшка ставил эксперименты над лягушками и собаками, а племянник по его заветам в 1803 году совершил научный тур по Европе, о чем Шелли должна была знать, потому что он доехал до Лондона и устраивал представления в анатомических театрах. Как известно из британских газет, он выкупил в морге тело одного из самых страшных преступников и пропускал через его труп разряды электрического тока: «На первом применении процесса на лице челюсти умершего преступника задрожали, и прилегающие к нему мышцы были ужасно искажены, и один глаз был фактически открыт. В последующей части процесса правая рука была поднята и сжата, а ноги и бедра были приведены в движение». Британские и другие газеты буквально были наполнены отчетами об этих ужасных и завораживающих экспериментах. Можете себе представить, как реагировали свидетели на то, что тела преступников начинают оживать. Позже у Гоголя в «Вие» Хома Брут увидит, как у лежащей в гробу панночки открываются глаза. Это совершенно холодящее душу зрелище. Естественно, на волне химических открытий и экспериментов по «оживлению» образованные люди были очень обнадежены тем, что наконец-то человечество приблизилось к разгадке источника жизни внутри человеческого тела. Может быть, есть не только бессмертная душа, но и какое-то сочленение между ней и физической материей, которое вот-вот будет открыто и позволит сделать человека бессмертным. Разговоры на вилле именно на эту тему, видимо, произвели на Мэри Шелли сильное впечатление.
Как Франкенштейну удалось оживить мертвое тело? Единственное объяснение, которое подразумевается в романе Шелли, ведет к гальванизму и к экспериментам над пропусканием тока через живые тела. Никаких других объяснений в интеллектуальном арсенале того времени не было.
Теперь посмотрим, как скупо писательница описывает получившееся создание:
…И вот при ее неверном свете я увидел, как открылись тусклые желтые глаза; существо начало дышать и судорожно подергиваться. Как описать мои чувства при этом ужасном зрелище, как изобразить несчастного, созданного мною с таким неимоверным трудом? А между тем члены его были соразмерны, и я подобрал для него красивые черты. Красивые – боже великий! Желтая кожа слишком туго обтягивала его мускулы и жилы; волосы были черные, блестящие и длинные, а зубы белые как жемчуг; но тем
