пока на крабов?
— Сейчас слишком жарит солнце, они прячутся.
Она ответила, что есть такие места, где тень, даже сумрак, солнце туда не проникает.
— Тогда я хочу винограда, — сказал он.
Эльзе не хотелось, чтобы он шел к Жанне и Франсуа; она продолжала следить за курбетами чайки.
— Ну, что тебе рассказать? — сказала она. — Хочешь, поговорим о чайке?
— Если хочешь. Но меня интересуют главным образом акулы.
— Здесь нет акул.
— Но в море есть.
— Да, только далеко от берега, поближе к Греции или к Африке.
— Ты можешь привести ее сюда, — сказал он.
— Могу, — сказала Эльза. — Ну, а кого еще, кроме акулы?
— Дельфина.
— Ладно, и, может, чайку тоже?
— Ну, ладно, чайку.
— Она была ранена, и дельфин…
— Ее ранила акула, — настаивал мальчик.
— Не думаю.
— Да. Когда чайка ловила рыбу…
— Лучше пусть чайка была ранена, а дельфин это увидел и защитил ее от акулы, которая хотела ее сожрать.
— Нет. Чайку ранила акула, у нее жуткие зубы.
— Не думаю, чтобы акула могла ранить чайку, она ее убивает одним махом и проглатывает.
— Не всегда, — заявил Пюк.
— Ты мне не веришь?
— На этот раз она ее не убила…
— Ну, если хочешь, — сказала Эльза.
— …она ее ранила.
— И какая же это была рана?
— Может, она…
— Что?
— Порезала…
— Ты хочешь сказать, нанесла ей удар зубами?
— Ну да, удар зубами… Пусть будет так: чайка получила сильный удар зубами.
— Значит, это будет история акулы, чайки и дельфина.
— Нет… я хочу…
— Чего ты хочешь?
— Пусть акула будет матерью дельфина.
— Это невозможно.
— Почему?
— Потому что акула не может родить дельфина, акула и дельфин не могут пожениться, как не могут пожениться собака и кот, человек и львица.
— Но ведь был человек, который любил самку акулы.
— Кто тебе это сказал?
— Жанна.
— У них не было детей, не могло быть.
— Тогда пусть акула не будет другом дельфина.
— Ладно. А чайка? — спросила Эльза.
— Чайку ранила акула.
— Ну, поглядим. С чего начнем?
— Теперь твоя очередь рассказывать, — сказал Пюк.
Эльза говорит, но мысленно она сейчас с Жанной и Франсуа на большом плоском утесе. На этом самом утесе — о, как давно это было! — она сама окончательно уверилась, что сбылась ее надежда и она действительно ждет ребенка. Солнечный ожог тех дней и вкус соли! Это был не сентябрь, как теперь, а июнь, и скалы в те годы были еще безлюдны. Обычно они брали с собой книгу и по очереди читали вслух. Он как раз читал, когда она подумала о ребенке и, наверно, положила ладонь себе на живот, во всяком случае, сейчас ей так представляется, может, потому, что у нее на глазах этот жест не раз повторяла Жанна. И наверно, живот был у нее обжигающе горяч, как сейчас, от жара, рожденного одновременно жизнью и солнцем. День тогда был спокойный, тихий, море плескалось чуть слышно. Если счастье заключается в надежде увидеть осуществление твоих желаний, то утро было одним из счастливейших в ее жизни. Потом родился Антуан…
Эльза приоткрывает глаза и видит воду у своих ног. Как будто ничто не изменилось с тех пор, во всяком случае, она может так думать: за холмом прячутся дома, сентябрьские отпускники жаждут одиночества и день за днем возвращаются на свои излюбленные места, точно пчелы в свои соты. Эльза поворачивает голову, и снова ей кажется, будто не прошли годы.
Она смотрела на глаза, которые двигались, читая, вдыхала острый запах кожи у подмышки. В то утро они читали «Короля Лира». Он поглядел вверх, на высокую гранитную глыбу, вздымавшуюся, точно экран, заслоняя небо, казалось, равновесие ее непрочно и она вот-вот свалится в море или разлетится в куски, рухнув на скалы. С тех пор она не сдвинулась ни на дюйм, но всякий раз, когда Эльза глядит на нее, сердце сжимает страх. Высокий камень здесь, в этом райском уголке, напоминает ей, что беда, как гигантский меч, может обрушиться на людей в любой момент.
Пюку не терпится услышать рассказ. Эльза вдруг понимает, что он обращается к ней. Она унеслась далеко, она была в другом мире, не существующем для мальчика, который уже копит свои собственные воспоминания, и их частью станет, возможно, образ беременной Жанны, рассказывающей на крутой тропинке свой сон об акуле.
— Ты согласна, начнем с акулы?
— Поглядим, — отвечает Эльза, торопливо соображая, что бы ей придумать.
— Дело было в Бастид-Бланш, ты ведь знаешь это место?
— Я туда езжу с моим отцом, — сказал Пюк.
— В Бастид-Бланш большой песчаный пляж, а не утесы, как здесь.
— Там тоже есть утесы.
— Да, по обе стороны пляжа.
— Как в Жаннином сне, — сказал Пюк, — но в ее сне были еще пальмы, ну конечно же, там были пальмы.
— Утром, на заре, народу немного, но попозже возвращаются суда, очень красивые суда, они не пристают к берегу, а бросают якорь в море. И иногда за красивыми судами плывут рыбы.
— Ты хочешь сказать: крупные рыбы?
— Да, очень крупные. И вот случилось, что однажды так приплыл к Бастид-Бланш дельфин. Ты ведь знаешь, дельфины любят общество людей. Говорят, их теперь дрессируют, чтобы они носили взрывчатку.
— Зачем взрывчатку?
— Чтобы взрывать вражеские корабли.
— И тогда дельфин умирает?
— Да, и погибает много людей.
— Они тонут?
— Если их не убивает взрывом. В тот день дельфин плыл за парусником. Он нырял, подпрыгивал, удалялся, возвращался и до того увлекся, что, должно быть, по рассеянности проглядел, как море мелеет. И вдруг заметил, что его окружают корабли и даже пловцы…
— Это была мама-дельфин?
— Ладно, пусть будет мама. И вот мама-дельфин поняла, что она оказалась совсем рядом с пляжем, и быстро поплыла обратно в открытое море. Она плыла без остановки, пока не добралась до глубокого места. Был уже полдень, она все плыла и плыла, как вдруг увидела, что над нею бьется на воде чайка. Тогда мама-дельфин вынырнула на поверхность и увидела, что чайка ранена. Одно крыло у нее было сломано и одна лапка почти вырвана, так что чайка не могла взлететь.
— Это на нее напала акула.
— Может, акула, может, охотник, а может, она подралась с другой птицей. Неизвестно, мы этого никогда не узнаем. Дельфин стал кружить вокруг чайки, пытаясь взять ее на спину, но та все соскальзывала, она была очень неуклюжая…
— Из-за своей раны…
— Да, ей больно, она мучается. Дельфин и говорит ей: «Я буду подталкивать тебя головой, ничего другого не придумаешь. Где ты живешь?» — «Очень далеко, — говорит чайка, — на острове Левант».
Название острова срывается с губ