это рубеж XIV-XV вв., «Зрелое Средневековье», в поэтической практике открывают (Епифаний Премудрый) стиль средний и, наконец, стиль «подлый», т. е. низкий (этап [3] в середине XVII в. в текстах протопопа Аввакума). Формула речи как основной элемент текста семантически сводится к отдельному слову, сгущается в одно слово. Никогда не знаешь, действительное ли событие описывает автор древнерусского текста; иногда события никакого не было, но искусный подбор художественных формул может его воссоздать, как случилось это, например, с летописным описанием битвы на Альте в 1016 г. В древнерусском тексте этапа [1] вещь создается словом, но такое слово как символ и образец сохраняется и в последующих воспроизведениях текста; так, образы святых братьев Бориса и Глеба, созданные в произведениях второй половины XI в., в текстах начала XV в. представлены как символы: на Куликовом поле они ободряют русских ратников, суля им победу. В пределах традиционных текстов возникает устойчивое соотношение между семантикой-смыслом и стилем-формой:
Принадлежность к литературе стала определяться не только границами жанра, но и характером стиля. Именно поэтому многие жанры древнерусской литературы уходят из «беллетристики» — создается новый тип художественной литературы, возникает проблема авторства, прежде всего как возможности выбора поэтических средств языка и жанра.
В связи с этим преобразуется и жанр, что видно на любом традиционном жанре древнерусской литературы: житие постепенно развивается в «поведание» или «повесть» (например, о князе Скопине-Шуйском, народном герое XVII в., по прежним канонам тоже своего рода житие), а эта последняя незаметным образом переходит в жанр романа в Новое время (например, протопоп Аввакум пишет о живом себе в своём житии, превращая житие в «первый русский роман»).
Так обстоит дело с той исходной точкой, которую в семантическом треугольнике мы назвали «словом»: «Вначале было слово».
Идея: периодизация по различительным признакам. Итальянцы читают Данте как понятного им даже по языку писателя; с некоторыми оговорками то же относится к любому классику мировой литературы в европейских странах. Младшего современника Данте — первого великорусского писателя, известного по имени, Епифания Премудрого нам приходится переводить на современный язык: глубина исторической памяти у нас прервана культурными революциями XVII и XIX в. Изменились литературный язык, типы художественного творчества и принципы сложения текста.
Все такие изменения происходили во времени и определялись своими условиями. Изменялся сам стиль жизни, и литература откликалась на эти изменения.
Чтобы лучше увидеть смысл происходивших изменений, выделим три периода, которые не раз еще будем рассматривать и дальше.
Древнерусский период (эпоха 1) — с XI до XV в., это раннее Средневековье; старорусский период (эпоха 2) — до конца XVII в., это Зрелое Средневековье; далее начинается Новое время, со своими частными временными периодами, причем процессы, начинавшиеся в XVII, с разной степенью яркости и силы продолжались позже, вплоть до наших дней, доводя до крайности начатое раньше; мы не будем говорить о Новом времени подробно (это не наша задача), но XVII в. выделим как особый, переходный в развитии древнерусской литературы (эпоха 3).
Сначала расставим декорации — опишем внешние условия, в которых осуществлялась древнерусская литература. Разграничительные линии проходят по следующим признакам:
Происходит развитие этноса, на каждом этапе выделяется новая сущность: 1) народность — 2) народ — 3) нация — каждый раз со своим особым отношением в том числе и к литературе. Возникает дифференциация национальных и социальных групп, появляются собственные их интересы и рождаются новые ценности.
Изменяется форма государственности, соответственно: 1) Древняя Русь — 2) Московская Русь — 3) Россия (как империя) — каждый раз со своим кругом литературы, жанров и стилей. Эти этапы не следует смешивать, ибо формы государственности развиваются, проходя каждая свой собственный путь.
Конфессионально это последовательное движение от язычества к христианству (на этапе 1; любопытна параллель между «Словом о полку Игореве» и «Словами» Кирилла Туровского), затем от культа к культуре (на этапе 2; возможно появление жанров внеконфессиональных, даже научных, типа Логики), наконец, от культуры к цивилизации (на этапе 3 как развитие от идеи к вещи, с изменением предпочтений — от духовного к материальному). Историки русского христианства показывают глубокое различие между христианством Древней Руси и христианством Московской Руси; первое преисполнено еще «жизнерадостно языческих» черт, второе сурово аскетично, это «монашеское» христианство. Различны и символы (София сменяется Троицей), и идеальные типы святых (затворник Феодосий Печерский — работающий «на мир» Сергий Радонежский), и идеология (аристотелизм сменяется неоплатонизмом). Все три признака укладываются в известную формулу
православие — самодержавие — народность.
Такова действительность трехмерного пространства бытия, в которой действует важный компонент культуры — литературный текст. Что же касается критики в адрес самой формулы, то она тщетна. Конечно, это не формула «русской имперской идеи», как хотели бы представить дело некоторые. Каждый член есть термин заимствованный, это кальки. Православие на Западе известно как католичество, самодержавие — калька с греческого же «автократия», народность — тоже калька, но с немецкого Volkstum (термин немецких романтиков начала XIX в.). Однако объективно трехчастность внешней формы русского национального бытия сложилась в такую именно формулу. Очень удачную формулу. В её границах происходило развитие всех значимых признаков национальной идеологии. Как символическая формула, она сама по себе вторична (в её основе идея Троицы), однако как парадигма эта формула помогает сформулировать многие вытекающие из нее идеи и лозунги.
Посмотрим же, как указанная последовательность осмысляется в общественном сознании.
Логически это последовательные этапы раскрытия «понятия», его «схватывания» (поятия): сначала особое внимание привлекает объем понятия (1 — денотат, т. е. предметное значение), затем — содержание понятия (2 — десигнат, т. е. признаки, на основании которых вещи определяются), наконец всё понятие целиком (3 — самый термин «понятие» известен у нас лишь с начала XVIII в.). В связи с этим происходит и углубление понятия «литература». Оно качественно преобразуется.
Художественно, с точки зрения отражения логических отношений, происходит сначала развитие метонимии (1 — это средство истолковать заимствуемый символ), затем — метафорического эпитета (2 — «извитие словес» с разными типами определений, главным образом типичного признака — постоянный эпитет типа добрый молодец или красная девица, которые в законсервированном виде сохранились в народной поэзии, восходящей к культуре того времени) и, наконец, — аллегории (3 — краткий период барокко в конце XVII в.; оказался слишком искусственным для русского сознания и благополучно исчез) с окончательной победой метафоры как творческого (авторского) принципа организации текста.
Семиотически эти изменения сопровождаются сменой знаковых систем; на каждом этапе преобладает свой тип: имя 1 — знамя 2 — знак 3. Имя
