взгляда с вороха одежды, натягивала перчатки.
Какая безвкусица! Желтое длинное платье в мелкий цветочек, отрезное по талии, с рукавом три четверти, и серый строгий жакет. Колготки телесного цвета, кремовые туфли из натуральной кожи с маленьким каблуком. Это и понятно, женщина-то она высокая. Одежда и обувь недорогие, купленные либо на рынке, либо на распродаже в супермаркете. А вот белье: маленький бюстгальтер и трусики, все кружевное, изящное, — дорогое. Кто бы мог подумать?
Украшения — тонкая золотая цепочка со скромным кулоном в форме солнца, длинные, прямо-таки цыганские серьги из явно позолоченного серебра, аляпистый перстенек с янтарем, скромные жемчужные бусы, украшенные разноцветными камнями, и очень странный браслет из каких-то трубочек.
— А это что такое? — спросила она Реброва, крутя в руках браслет. — Из чего он сделан?
— Ты не поверишь — это цветные макароны!
— Что? Ты серьезно? Это что, новый бренд такой?
— Думаю, это детская поделка. Может, ее дочка в детском саду сделала или в школе и подарила маме.
— Надо же!
Ребров ознакомил ее с результатами вскрытия. Жертва незадолго до смерти пила вино.
— Она была здоровая, явно не злоупотребляла алкоголем и не курила. И могла бы прожить еще лет сто! Ну что? Увидела ее, осмотрела ее одежду. Что можешь сказать?
— Ничего. Разве что очевидное: рожала, любила свою дочку или сына. Жила половой жизнью. Напрочь отсутствовал вкус. Одежда — кошмар. Украшения — тоже. Янтарь, жемчуг, какие-то цветные камушки, серьги эти чудовищные… И в то же самое время — дорогое белье.
— Может, подарил кто?
— Может, и так. Или же она таким вот образом проявляла любовь к себе, понимаешь? Один такой лифчик двадцатку стоит, и трусы — тысяч семь. Если у нее были такие деньги, то почему же она не купила себе приличные украшения? Получается, что для нее белье было важнее. Быть может, она скрывала свои доходы? Ох, Валера, разное в голову лезет. Осмотрела ее руки, пальцы — не видно, что физически утруждалась. Мозолей нет, маникюр дорогой, свежий. Кожа на руках гладкая. Волосы… Я не уверена, конечно, но мне показалось, что она натуральная блондинка и что кудри ее тоже естественные. При ней не было сумочки, к примеру?
— Сумочку ей подавай! — хохотнул Ребров. — Да если была бы сумочка да в ней паспорт, мы бы давно уже знали, кто она такая.
Реброву пришло сообщение. Он долго смотрел на экран телефона, потом молча протянул его Жене.
— Смотри фото… Муж разыскивает свою жену, пришел с фотографией. Узнаешь?
Женя вся покрылась мурашками: с экрана на нее смотрела залитая солнцем кудрявая блондинка с веселыми глазами и широкой улыбкой. Сколько же счастья и радости было в этой молодой женщине! Уверенная в себе, считающая себя явно красавицей, она как бы продолжала оставаться еще живой — там, на фото, в том мире, где еще не знают о ее смерти, — и смотрела на Женю спокойным добрым взглядом.
Такая женщина не могла бы никому навредить, подумала Женя, вспоминая озвученные Ребровым возможные мотивы убийства. Скорее всего, оказалась не вовремя там, где ее не должно было быть. Случайный свидетель преступления — вот эта версия больше всего подходила к этой солнечной женщине.
— Да, это она.
— Карамелова Алена Владимировна, — читал Ребров послание от своего помощника. — Ее разыскивает муж, Карамелов Герман Михайлович. Женщине тридцать четыре года, замужем, имеет двоих детей. Работает методистом в детском саду в Крылатском.
— Значит, методист… Теперь понятно, откуда у нее браслет из цветных макарон! Подарок какого-нибудь воспитанника. Ну или, как я и предполагала, своего ребенка.
Теперь, когда Женя знала о жертве хотя бы основное, она и на фотографию ее смотрела уже по-другому, более внимательно.
Судя по тому, что она видела, у этой Алены Карамеловой в жизни было все хорошо. Она явно была любима и счастлива. Муж, дети, полноценная семья. Что же такого с ней произошло, почему она закончила свой жизненный путь на заброшенном пустыре?
— Валера, а что там с камерами? Можно проследить машины на дороге, ведущей на этот пустырь?
— Там и дороги-то нет.
— А кто же обнаружил труп?
— Один мужчина, который тренировал свою овчарку. Место там безлюдное, просторное. Он каждую неделю туда приезжает, чтобы позаниматься с собакой. Говорит, что никогда и никого там не видел. Разве что один раз застал там машину с парочкой… Но они сразу уехали. В двух километрах оттуда проходит шоссе, между шоссе и пустырем лесной массив. Убийца знал, куда отвезти труп так, чтобы не засветиться.
— Значит, он был хорошо знаком с этой местностью. Там есть где-нибудь поблизости жилые дома?
— Нет. Только склады. Много складов. Предполагаю, что и этот пустырь в скором времени превратят в какую-нибудь промышленную зону.
— Что ты сейчас намерен делать? С чего начать? Встретишься с ее мужем?
— Да. Только не проси присутствовать при допросе — ты не сможешь.
— Да понимаю я все… Слушай, Ребров. Раз уж я в Москве, к тому же нам известно имя женщины и где она работает, попробую попасть в этот детский сад, может, узнаю что о ней, а потом тебе расскажу?
— Да кто ж тебя туда пустит? Там наверняка охрана.
— Скажу, что хочу ребенка устроить туда, поговорю с заведующей.
— Может, о ребенке ты и поговоришь, но про Карамелову тебе точно никто ничего не расскажет.
— Ребров, чего это ты на меня так странно смотришь?
— Ну, во-первых, я сейчас поеду к Карамелову, допрошу его. Он бы и сам приехал ко мне, да только у него дочка маленькая затемпературила. А смотрю я на тебя так, потому что думаю, советовать тебе или нет… Чтобы внедриться в садик, коллектив, тебе можно было бы…
— Я поняла. Мне надо туда устроиться работать. И скорее всего, нянечкой, горшки мыть.
— Ну, типа того, — неуверенно проговорил Валерий.
— Но тогда Борис меня точно из дома выгонит.
— Не думаю. Если ты решила больше от него ничего не скрывать и честно скажешь ему, чем собираешься заниматься, то он тебя поймет. Ну или хотя бы
