– Можешь продать, вот и будет тебе 200 эрго, – Рэм оглядел приятеля скептически.
И понял по насупленной физиономии – не продаст. Ули тянуло к богатой жизни, а не к тому, что навязывал отец.
Похожий на отца и на крысу сын, в душе завидовал Рэму. Он хотел быть богатым торговцем.
А Рэм чего хотел? Да ничего. Только чтоб не убили.
Он вздохнул и стал спускаться по лестнице.
На крыше он чувствовал себя почти в безопасности, а вот городские улицы с восходом солнца постепенно превращались в ловушку.
Его могли узнать. Хорошо, что Ули надоумил про куртку.
Мрачные парни в подвале заброшенной школы – высших школ в городе за войну сильно поубавилось, подростки рано начинали работать – даже смотреть на Рэма не стали.
– Эрго есть?
Рэм в толстовке Ули, с капюшоном, опущенным на лицо, кивнул.
Голос подавать не хотелось. Будут перепрошивать социальный чип – всё равно узнают, кто он такой.
Он перевёл продавцу половину запрошенной суммы, так они договорились с Ули.
Остальную сумму за чип перечислит приятель. А хвост ему Рэм скинет уже на другой комм.
Увидев, что деньги пришли, парни успокоились и стали настраивать допотопный биосканер. Здоровенный белый ящик с площадкой биопрошивки, куда можно было засунуть даже башку.
– Руку пихай?
Рэм сунул руку в отверстие сканера по плечо. Так было надёжнее. Хотя перепрошивка возможна и на расстоянии, но сканер уж больно старый.
Руку защекотало, наверно, процесс пошёл. Рэм уже и не помнил, как это было в двенадцать лет, когда ему обновляли чип.
Чип завибрировал, и он поёжился.
Как только администрат отреагирует на запрос полиции, чип станет опасным. Даже перепрошитый, он биологически будет соответствовать данным Рэма. Полисы просто увидят, что теперь ему не шестнадцать, а двадцать один.
Для более серьёзной перепрошивки нужны другие деньги и нормальное оборудование. Эти дураки вряд ли даже в социальную базу его внесут. Битый возраст будет только на чипе. А полная идентификация сразу расставит всё по местам. Главное, слинять, не дожидаясь её.
Если полисы подадут запрос в десять утра, то к обеду администрат уже может выдать разрешение на социальную идентификацию.
А спецон сколько будет торчать на площади? А что, если до вечера? А ему куда прятаться?
А что если у полисов со спецоном всё договорено? Тогда Рэма просто передадут из рук в руки. И что? Тюрьма?
Он покачал головой. Да нет, на тюрьму он пока не набегал. Его просто придушат прямо в обезьяннике. И скажут: недосмотрели, подрался…
– Тащи назад.
Рэм вытащил руку. Потёр невольно – место, где был вшит чип, всё ещё чесалось.
Хорошо, что эти социальные штуки такие маломощные. По чипу идентификация возможна, только если носом уткнёшься в полиса.
Продавец вынул из ящика под столом полицейский сканер и поднёс к плечу Рэма.
Запястье кольнуло: сигнал от перепрошитого чипа дёрнул мышцы.
– Работает? – спросил продавец. – Дёргается рука?
– Да, – отозвался Рэм. – Отвечает.
– Ну, норм, гоните вторую часть денег, – осклабился продавец.
– Ты ничего не менял, только возраст? – уточнил Рэм.
– За что башляли. Права на катер и возраст. А уж твоё дело, чтобы не влететь с этим по горло. Ули сказал, ты линять надумал. А куда?
– Отвали, – огрызнулся Рэм. – Не твоё дело, куда.
– Данные сканера покажи, Мемо? – Ули достал свой комм, но деньги переводить не спешил. – Поди налажал, и никакой возраст не поменялся?
Парни напряглись. Тот, кого Ули назвал Мемо, сутулый и смуглый, неохотно протянул полицейский сканер. Нате, мол, сами проверяйте.
Ули поднёс сканер к собственному плечу, потом к плечу Рэма, хмыкнул и набрал на коммуникаторе вторую половину суммы.
Рэм выдохнул. Развод лохов – дело тонкое, но Ули этих отморозков вроде бы знал. Понятно, что их прошивка была кривая, но тут бы хоть с планеты слинять. А там…
Говорят, что из спецона выдачи нет, суметь бы попасть.
Когда они вылезли из подвала, Рэм отметил, что утро всё-таки наступило. Вылезло лохматое солнце Мах-Ми, Колечко, такое живое и бодрое.
В толстовке сразу стало жарко. Рэм снял шмотку и хотел было вернуть Ули, Хэд с ней, с курткой…
Но тот отпихнул его руку.
– Да бери же!
Рэм не понял, чего приятель дурит. Отцовская же.
– Ты чё, собрался жить только до вечера? – буркнул Ули.
Он был сегодня какой-то дёрганный и злой. И на себя непохожий.
– Да нужна она мне, – пожал плечами Рэм. – Там же форму дадут.
– Завербуйся сначала. – Ули бросил ему шарик жвачки. – Я же сказал – потом сочтёмся.
– Когда – потом?
– Если выучишься удачно и работать начнёшь, там зарплата – эрго немереные, тогда и спишемся.
Рэм про зарплату не думал. Вернее, думал, но мысли сразу перескакивали с денег на опасности, что поджидали в городе.
А ведь сейчас опять придётся идти в центр. А там, наверно, толпа. Сегодня же какой день?
Рэм задумался и понял, что забыл, какой сегодня день.
Его комм был выключен, дэп-подсказки не загорались сами собой, и он потерялся в реальности.
Вот вчера было что? Вчера до всего этого кошмара они с отцом поссорились. И как раз потому, что маячил конец недели, отец требовал отчёт по учёбе, пытал про планы…
Значит, сегодня уже выходной? И на центральной площади стоит уже не только палатка спецона, но и переносные торговые павильончики, играет музыка и молодёжь суетится?
– Хэ-эд, – протянул Рэм и затормозил.
Ули обернулся.
– Чего встал? – спросил он сердито. – Пошли уже. Чё тут тянуть? Если надумал повеситься, не фиг рубашку гладить.
– Натикало сколько? – спросил Рэм.
Ули стукнул пальцем по комму, и над ним загорелись цифры.
– Во-от, – констатировал Рэм. – На площади уже ярмарка. И как я туда пойду?
– Толстовку наденешь, капюшон надвинешь и просочимся. Впервой, что ли? Вспомни, как малолетками на площадь на танцы бегали? Башку в землю и идёшь, как будто тебе надо. Да и народу там пока мало ещё. Пошли!
Рэм вздохнул и натянул толстовку. Надел капюшон, опустил голову.
– Сгорбись ещё, – велел Ули. – Спина у тебя прямая, заметная.
Рэм сгорбился и побрёл за Ули, отставая от него шага на три, чтобы вроде они и не вместе. Если Рэма задержат, то пусть одного, что ли.
