потащишь. Да и малых детей тоже.
Ну и меня Майа отказалась оставить. Я выяснил, что лет ей было уже под сорок — что много для этих мест. Она не боялась, что воины позарятся на её прелести.
А смерть тут, как я понял, вообще презирают. Боятся только духов и богов.
Майа сказала Ойгону, что если верхние духи позволят, она выходит меня. Ведь неизвестно, что стало с её младшим сыном, Каем. Может, и он лежит сейчас такой же израненный. И чтобы духи помогли ему выжить, она будет ухаживать за мной.
Братья не нашли, что ей возразить. А меня тащить в горы было пока очень проблематично.
Меч хоть и не задел сердце, дырку оставил порядочную. Шаманка предупредила, что если снова откроется кровотечение, дороги мне не вынести.
Какое-то время в деревне было шумно, потом всё стихло.
И вдруг в нашем аиле потемнело — вход загородила здоровенная туша воина.
Доспехи на нём были уже поинтереснее, чем на мародёрах, — с нашитыми на кожу железными бляшками. На груди была закреплена самая крупная бляха, с гравировкой — мордой дракона.
Воин ввалился внутрь, но светлее не стало. Следом вошли ещё двое в похожих доспехах, а за ними третий — без доспеха, в длинном плаще.
Это был колдун, чего мы и опасались. Он мог не поверить в мою легенду и чего-нибудь там прозреть.
Колдовство имело иную природу, чем камлание, так объяснила шаманка. Конечно, здешние духи не станут помогать чужакам по доброй воле, но у колдунов есть свои способы узнать правду.
— Ты кто такой? — рявкнул воин, заметив меня.
Он был, видимо, главным в отряде. По крайней мере, бляшка с драконом украшала только его грудь.
— Это мой сын! — в аил тенью скользнула Майа. — Медведь изодрал его, и он лежит уже много дней!
Я помотал головой: уйди! От всадников просто разило опасностью.
— Медведь? — удивился колдун. — А может, твой сын воевал против нашего уважаемого правителя?
Лицо Майи перекосилось — для неё терий Верден не был «нашим уважаемым правителем». Он был захватчиком и ублюдком. В деревне вовсю обсуждали его поганую нечистую кровь.
— Мой сын давно уже не встаёт с постели! — отрезала Майа.
Губы её дрожали. Ей хотелось сказать, что смог бы я воевать — так и воевал бы. И башку бы отрубил этому «уважаемому правителю». И на могилу пару раз плюнул.
— Что видишь? — Воин обернулся к колдуну.
— Что вся эта деревня — одно змеиное гнездо! — отозвался тот раздражённо. Он был тощий, сутулый, но очень наглый на вид. — Я вижу, что все эти бабы лгут. Что все здешние мужчины бились против наших воинов, а сейчас лежат в долине костями или бегают от нас по горам. Но обряд против лжи — тяжёлый и сложный. Не стоит оно того, ведь этим манером мы всё равно никого не поймаем. Хочешь, прикажи сжечь для острастки пару старух? Но детей и баб пока пощади — они сгодятся в пищу драконам. Неизвестно ещё, сколько мы тут простоим, а жрут они много.
Лицо Майи побелело, а губы её сжались. Но боялась она не за себя. Поняла, что воины терия Вердена преследуют сейчас тех, кто ушёл в горы, и её детям снова грозит смертельная опасность.
— А этот? — воин кивнул на меня.
— Если раны и в самом деле оставил медведь, мы это быстро узнаем.
Колдун подошёл ко мне, наклонился, провёл надо мной руками и резко качнулся назад, отстраняясь.
Полыхнуло сияние, на миг осветив аил, и я закричал от боли.
Одеяло, рубаха, повязки на мне — всё вспыхнуло сухим магическим пламенем и сгорело дотла. А из дыма соткалась призрачная фигура медведя.
Зверь, словно живой, повёл мордой, принюхиваясь. «Выцелил» колдуна и свирепо уставился на него маленькими красными глазками. Из горла призрака раздался жадный рокочущий рёв.
Колдун отскочил от моей лежанки, словно укушенный за причинное место. Схватился за пояс, нашарил мешочек, сорвал и швырнул прямо в пасть призрачного зверя.
Тот рыкнул и растаял в воздухе.
— Ну и твари тут водятся, — поёжился колдун и кивнул воину. — Посмотри сам, какие жуткие раны остались от его когтей!
В ранах колдун не разбирался — какой из него охотник? Но воин замялся: подходить к месту такого ужасного колдовства ему не хотелось.
Однако и струсить он тоже не мог. Шагнул вперёд, бегло глянул на мою грудь, исполосованную когтями. На лице его мелькнул интерес, и он пригляделся получше.
Я напрягся.
Ойгон постарался замаскировать след от удара мечом с помощью медвежьей лапы. Провёл пару раз поверх, царапая кожу.
Вышло не очень хорошо, но мы надеялись на полумрак и общую жуть. Ведь шаманская «лапа» медведя олицетворяла не только предков здешних людей, но и самого хранителя этих мест.
Шаманы обороняются такими «лапами» от злых духов в подземном мире. Если бы колдун подождал немного, зверей стало бы пять, один страшнее другого.
«Глупый колдун потревожит самого хозяина гор, и тот придёт за ним, — говорила шаманка, когда Ойгон царапал мою грудь клыками медведей. — Никто не сможет спрятаться от призрачного медведя, если оскорбил его своим колдовством».
Дни колдуна и воинов, что увидят призрак медведя, сосчитаны, считала она. Хозяин гор не любил чужаков, а уж таких наглых… Интересно, знали ли об этом завоеватели?
Воин уставился на следы от когтей. Почесал скулу.
Наверное, ему уже приходилось видеть воинов, покалеченных медведем. Сумет ли заметить разницу?
В аиле было темновато. Воин посмотрел на огонь в очаге, потом на меня.
Если бы не жуткий призрак медведя, он приказал бы сейчас развести огонь и поджечь факел. Но стоил ли таких усилий подыхающий от ран мальчишка?
— Может, этого и спалить для острастки? — поморщился найман, оборачиваясь к колдуну.
Глава 6
Узор
Колдун бросил взгляд на следы когтей на моей груди, но приближаться зассал.
— Убил ли твой сын зверя? — спросил он у Майи.
— Убить-то убил, иначе до дому бы не дошёл, — искренне вздохнула она. — Но шкура пропала теперь.
— А чем убил? Мечом?
— Рано ему ещё меч, — Майа вытерла рукавом набежавшие слёзы. Наверное, она вспоминала сейчас своего настоящего младшего сына.
— Видал, Азрим? — обратился колдун к воину. — Если выживет, послужит ещё у тебя в отряде. Главное — не
