стену забираться сподручнее, и идти веселее, и никто потом сказать не посмеет, будто Пройда всё выдумал. Мостки на самом верху частокола сделали, чтобы чужих от деревни отваживать – живых ли, неживых. Яр туда не раз уже лазал, знал наверняка: по лестнице взобраться успеешь – никто снизу их, малых, не углядит. А нынче-то и глядеть никто не станет: все, кто не в поле, сбегутся на волхва смотреть…
Так оно и вышло. В назначенный срок вышел на середину улицы староста Тихомир; даже сверху видать было, какой он весь нарядный, в лучшей праздничной рубахе, в добрых сапогах. Жена его держала на рушнике румяный хлеб. Рядом топтался дядька Сила – он уж который день боялся в поле выйти из-за полудницы. Вокруг столпились взрослые; были тут и Митарова мать, и старуха Лиска, и даже тётка Милолика нос из дому высунула – правда, вперёд её всё одно не пустили, так и вытягивала из-за чужих спин длинную шею. Видел Яр и брата с сёстрами: взобрались на забор, как коты дворовые, да разве так углядишь чего?
– И впрямь хорошо отсюда, – шепнул Митар, подбираясь поближе к краю мостков.
– А ещё лучше, что нас снизу не видать, – гордо ответил Яр. – Гляди, сейчас звать примется!
Внизу староста полную грудь набрал воздуха и гаркнул так, что вороны за частоколом загалдели от страха:
– Дра-а-ага-а-ан!
Все замерли, даже Митар тише стал сопеть. Ветер ещё не бросил носить старостин голос, как вдруг явился посредь Заречья высокий старик, с длинной седой косой, с узловатым дорожным посохом. Чем-то походил он на Стридаров идол, который Яр видел на капище. Опершись на посох, волхв оглядел зареченцев и величаво склонил голову:
– Живите да здравствуйте, добрые люди. Почто позвали?
Митар шумно выдохнул прямо над ухом.
– Каков, а?
– Дед и дед, ровно как ваш Боруха, – буркнул Яр.
Он-то ждал, что волхв поднимет к небу посох, призовёт ветер и грозу, землю заставит дрожать под ногами – все ведь только и говорили, какой он могучий. А старик знай себе с Тихомиром любезничал, выспрашивал про полудницу, будто байки явился слушать, а не с неживыми воевать. Яр насилу дождался, пока они уговорятся: нынче же сходить в поля, посмотреть, что да как, а назавтра к полудню взяться за дело. Дядька Сила сам вызвался гостя проводить; они вдвоём вышли неторопливо за частокол. Пришлось ещё терпеть, покуда уйдут подальше. Яр бросил напоследок взгляд вниз, вздрогнул – показалось, будто Зимка из родного двора прямиком на него глядит – и встряхнул друга за плечо.
– Пошли!
– Да как же? – Митар боязливо выглянул между заострёнными верхушками брёвен. – Тут и схватиться-то не за что!
– Трус ты несчастный, – Яр первым взобрался на частокол, нащупал ногой выступ на смолистом бревне. – Давай следом, раз такой храбрый!
Цепляясь за кору, за стягивающие брёвна перекладины, он проворно, как кот, спустился почти до самой земли, а потом лихо спрыгнул в высокую траву. Митар тоже слез, то и дело поглядывая вниз. Под конец неловко ухватился за кусок подгнившей коры и кулём свалился наземь, обиженно пискнул. Яр пополам согнулся от смеха; Митар вскочил, шмыгнул перепачканным носом и бросился на друга с кулаками. Пройда для порядка отвесил ему тумаков, сам получил сполна и, не будь дурак, отскочил подальше в сторону:
– Брось ты! Не то так и не пойдём никуда.
А идти было далёко. Прочь от реки, мимо заброшенных полей, сырым логом и луговиной. Траву здесь отродясь не косили; стояла она выше головы, налитая земными соками. Пахли мёдом белые венчики, резные листья трогали за плечо; даже вздумай Зимка наябедничать тётке, нипочём их тут не поймают. Перед самой лесной опушкой Митар вдруг встал, боязливо заозирался.
– А ну как там неживые? – шёпотом сказал он, щурясь на морщинистые стволы.
– Конечно, – Яр важно кивнул. – Там они и есть.
– Не след с ними встречаться!
– Так они днём в норах спят, – Пройда загодя отскочил подальше и показал другу язык. – Не быть тебе охотником! Охотники ничего не боятся.
Митар озлился, пошёл весь красными пятнами.
– Я-то буду, а ты-то – нет! У тебя отец – пахарь, значит, и тебе пахарем быть!
– А вот поглядим!
Яр сорвался с места и припустил со всех ног прямиком в чащу. Не кинься Митар следом, он бы, наверное, сам струхнул через дюжину шагов: против других окрестных лесов в Гиблом было темно и сыро, тут и там лежал укрытый мхом бурелом, а прелые листья стелились под ногами сплошным ковром – ни следа, ни звериного, ни человечьего. Яр перешёл на шаг; он ещё мог бы бежать, да уж не хотелось. Холодно стало. Страшно.
– Пройда, – шёпотом позвал Митар, – пойдём назад.
Яр, храбрясь, фыркнул насмешливо.
– Ты иди, а я на край мира поглядеть хочу.
– А разве ж его видно?
– Может, и не видно. Не пойдём – не узнаем.
– Яр! – Митар, поднатужившись, нагнал его, пошёл рядом, тяжело дыша. – А вдруг его не видно, а мы возьмём, да и…
– Что ж ты за трус такой! – Пройда рассмеялся нарочито громко; голос его далеко раздался меж вековых деревьев. – Боишься – так и иди назад…
Он умолк на полуслове и
