ею, чтобы она позволила мне делать всё, что я захочу.
Здесь должен быть персонал. Если я захочу поставить горничных на колени, и заставить каждую из них сосать мой член каждое воскресное утро, Иветта улыбнётся, и примет это, иначе, я позволю всему миру узнать, что её брак был жалким.
Я улыбаюсь ей и пожимаю плечами.
— Хорошо. Неважно. Мы подадим на взаимный развод. Ты получишь сладкий миллион, чтобы держать это место в своих руках, а я получу то, что хочу от совета директоров. А пока я буду трахаться с кем захочу. Поскольку мне нужно быть незаметным, это будет происходить под твоей крышей, поэтому я предлагаю тебе прекратить принимать постояльцев со следующей недели, — я не добавляю, что, если она откажется, я сделаю это публично и выставлю её униженной женщиной, которой она так боится быть.
Она задыхается.
— Я не могу. У нас есть заказы вплоть до Пасхи. Рождество наступит через пару месяцев. Мне придётся заплатить им, если я отменю заказы. Они могут потребовать назад свои залоги.
С меня хватит. Я встаю, обхожу стул и хватаюсь за его спинку, наполовину сжимая дерево так, как я хочу задушить Иветту.
— Я покрою их залоги, — я говорю так, будто обращаюсь к ребёнку. — Я хочу, чтобы постояльцы исчезли, когда я заселюсь.
Её глаза расширены, но я не закончил.
— Я хочу своё крыло. Мои люди будут здесь со мной. Охрана. Им потребуются комнаты. Возможно, будет лучше переоборудовать спальню в том крыле, которое ты нам предоставишь, под гостиную, потому что, дорогая, ты не захочешь, чтобы мои люди занимали место в твоей гостиной, — я смеюсь над этой мыслью. Уже через несколько дней после переезда сюда её драгоценные дочки будут прыгать на члене Павла. — К ним будут приходить и уходить женщины, и ни ты, ни твои дочери не проронят ни слова. Взамен я даю тебе одно обещание. Мы не тронем твоих дочерей.
Она вздрагивает, и по ней пробегает мелкая дрожь, словно она сдерживает свой страх.
— Это угроза?
На самом деле нет. Я просто указал на то, что, если она хочет, чтобы её дочери были вне поля зрения моих мужчин, она должна позволить им иметь много кисок.
— Иветта, если я буду угрожать тебе, то ты, чёрт возьми, будешь знать об этом. Если ты позволишь мне и моим людям делать то, что мы хотим, то тебя и твоих дочерей оставят в покое. Дейзи и Айрис просто должны держаться на своей стороне дома.
Её глаза расширяются ещё больше. Она не думала, что я проведу исследование и узнаю имена её дочерей? Её достаточно фотографируют, когда она расхаживает с ними по унылым маленьким барам и тому подобным заведениям. Я настаиваю на своём.
— Некоторые из моих мужчин могут быть дикими, если выпьют. На людях мы будем вести себя как влюбленные, и я буду поглаживать твое эго. А через год мы пойдём разными путями. Моя семья имеет авторитет, который укрепит временное слияние с твоей семьёй, я получу контроль над компанией, а ты — деньги.
Она тяжело вздыхает, поджав губы, но затем кивает.
— Отлично. Я хочу полностью контролировать свадьбу. Я не могу решить, сделать ли нам грандиозную свадьбу, или просто сказать, что мы вдвоём сбежали и поженились. Мне нужно время подумать. Давай пока ничего не будем объявлять.
Мне похуй, если мы поженимся, одетые в мешковину и измазаны пеплом, а потом будем танцевать вокруг майского столба9. Всё это фальшивка и показуха, и пока она не хочет, чтобы я неделями планировал всё вместе с ней, я буду приходить вовремя и бормотать «да». Я сыграю свою роль. Хотя я всё ещё не до конца решил, что собираюсь это сделать.
Я должен.
Это поможет моей семье.
Иветту будет легко контролировать. Я уже раскусил её. Надменная и снобистская, но всё это прикрывает хрупкое эго и потребность в восхищении.
Я ещё раз киваю ей, желая покончить с этим. Мне нужно поговорить с Джеймсом и узнать, как он думает, я должен поступить.
— Хорошо, — она поджимает свои накрашенные губы. — Тогда твой отец и мой прояснят все финансовые детали, а затем назначим дату. Уходи через чёрный вход.
Иветта выходит из комнаты с таким видом, будто она королева, а я какой-то низкий конюх, которого она привела на кухню, чтобы наказать.
Уходи через чёрный вход.
Твою мать. У меня возникает искушение пойти за ней, притащить её сюда, положить себе на колени и шлёпать, пока она не закричит. Но меня это не волнует. Она смешна.
— Христос, — я качаю головой. — Фригидная стерва.
Ладно, пора уходить. Нужно уладить кое-какие дела в Лондоне.
В кармане лежит монета, и я пропускаю её между пальцев, раздумывая над тем, чтобы бросить её, чтобы решить свою судьбу. Я действительно не знаю, стоит ли беспокоиться об этом дерьме.
Прохладный металл скользит по моим пальцам в кармане, пока я направляюсь к двери, когда слышу это.
Скрежет металла о каменный пол. Что за хрень? У Иветты кто-то шпионит? Подслушивает этот разговор из кладовки в углу?
Сжав руки в кулаки, я направляюсь в тёмное помещение, чтобы исследовать его.
Глава 4
Нико
В темноте возле чулана от меня скрывается миниатюрная блондинка.
Она убегает, когда ударяется о что-то ногой и замирает. Она просто останавливается, как олень в свете фар.
Какая интригующая реакция. Неужели она думает, что если откажется смотреть, то я уйду? Это напоминает мне о том, как маленькие дети думают, что если они не смотрят, тогда то, чего они боятся, тоже не может их увидеть.
Она боится меня? Я её не знаю. Я уверен, что это не одна из дочерей. Судя по тому, что я помню — они высокие, и зачем им красться по кладовой? Она одета как служанка.
Её волосы великолепные, и я борюсь с желанием пропустить их сквозь пальцы. Мне всегда нравились роскошные волосы,
