Силла Уэбб, С. Р. Джонс
Душа греха и разврата
Просьба НЕ использовать русифицированные обложки книг в таких социальных сетях, как: Тик-Ток, Инстаграм*, Твиттер, Фейсбук*, а также Пинтерест, Тамблер и им подобных сервисах и сайтах.
*принадлежат компании Meta, деятельность которой, запрещена на территории РФ.
Эта электронная книга является произведением художественной литературы.
Единственное различие между святым и грешником в том, что у каждого святого есть прошлое, и у каждого грешника есть будущее.
Оскар Уайльд
Глава 1
Нико
Умоляющий несчастный передо мной жалкий, и я устал.
Наши сведения должны быть ложными, и он ничего не знает. Иначе он наверняка уже выложил бы всё, что мог.
Я трудился над ним до тех пор, пока мои костяшки не превратились в кровавое месиво, а мой член стал твёрдым.
Насилие всегда вызывает у меня желание секса. Это моя причудливая особенность.
Я последний раз бросаю на него взгляд, затем поворачиваюсь к Джеймсу, моей правой руке.
— Не думаю, что он что-то знает. Он бы заговорил.
— Согласен, — говорит Джеймс.
— Ты можешь вызвать уборку?
— Само собой, Нико.
— Уборка? — выкрикивает мужчина. — Нет. Подожди. Я знаю, что это значит. Ты не можешь быть серьёзным. Я ничего не сказал… ты сам это сказал — я ничего не знаю.
— Теперь знаешь, — говорит Джеймс, вытаскивая пистолет из-за спины.
Я выхожу из комнаты, тихо закрывая дверь и ухожу по коридору, вытирая кровь с рук шёлковым платком с монограммой.
Моя обувь — Gucci.
Мой носовой платок — Hermes.
Мои часы — Rolex.
Мои грехи? Бесценны.
Я покидаю грязный, сырой склад, и сажусь в свою машину, наслаждаясь урчанием двигателя на полной мощности, когда завожу её. Эта малышка никогда не разочаровывала меня. Я ещё не устал от неё, в отличии от почти всего остального в моей жизни.
Скучно.
Мне так чертовски скучно.
Христос, это повторяющееся дерьмо. Почему люди настаивают на лжи, когда они, должно быть, знают, что мы получим от них правду так или иначе? Человеческая натура никогда не прекращает удивлять меня. Может это потому, что они понимают, что умрут в любом случае? Если бы я оказался в таком затруднительном положении, то хотел бы, чтобы всё прошло безболезненно. Я бы рассказал им то, что они хотят, а потом получил бы пулю, вместо того, чтобы подвергаться длительному избиению. Уроды. Тупые грёбаные уроды. И теперь у меня разбиты костяшки. Снова. Всё же насилие — это всегда хороший выброс адреналина. Я поправляю свой стояк и спокойно выезжаю с подъездной дорожки на окраину Лондона.
Не желая находиться в компании своей семьи этим вечером, я направляюсь в клуб, где, как я знаю, будет большинство наших людей.
Это притон, но это наш притон. Для нас это место — не более чем тусовка. Большинство людей о нём не знают, и оно явно мрачновато. Нам это нравится. Несколько бильярдных столов, полный бар, женщины. Один из мужчин увлекался дартсом и установил доску для игры в дартс, и это было весело, пока не началась драка, в которой другой мужчина метнул дротик прямо ему в горло. Попробуйте объяснить это в отделении неотложной помощи. Так что теперь доска для дартса исчезла.
Я проезжаю дорогие районы Лондона. Здесь расположены наши семейные офисы. Здесь находится неприметный джентльменский клуб моего отца. Место, куда он ходит, чтобы притворяться старым и таким-уж-благородным. Как и парикмахерская и салон красоты матери. Мои охотничьи угодья несколько менее благополучны.
Ещё через десять минут езды пейзаж сменяется на более грязные окраины Сохо. Даже это место сильно пострадало от дубинки джентрификации1. Бьюсь об заклад, это был взрыв в шестидесятых и семидесятых. Какое это было бы время для жизни. Музыка, контркультура. Теперь всё так контролируемо и безопасно. Этот район живое тому доказательство. Хипстеры переехали сюда, а проститутки уехали, и всё это стало скучновато.
И всё же это предпочтительнее, чем уёбки, которые слоняются по Белгравии, считая себя королями мира. Сохо гораздо честнее и правдивее.
Неоновый свет мигает над задней дверью нашего логова. Я паркую машину и закрываю её. Никто здесь не тронет мою малышку. Все знают кто я, и кто мои люди. Тем не менее, она дорога мне, и я забочусь о том, что принадлежит мне.
Когда я попадаю внутрь, на меня обрушиваются три вещи.
Волна шума: басы настолько громкие и глубокие, что мои кости вибрируют.
Тепло и жара, здесь почти как в парной.
И запах. Аромат дыма, алкоголя, и секса.
Я взбегаю по короткой лестнице и прохожу сквозь распахнутую дверь в большое открытое пространство.
В самой комнате шум достаточно громкий, чтобы мои проклятые зубы дребезжали, и я с раздражением смотрю на звуковую систему.
Бармен бросает на меня взгляд, как будто чувствует моё раздражённое присутствие, и благоразумно подходит к музыкальной системе и убавляет звук.
Верхний свет направлен на бар в задней части комнаты и на бильярдные столы в стороне. Над маленькой сценой в дальнем конце, где одинокая женщина танцует под музыку, есть прожектор. Один взгляд на неё говорит мне, что она не в себе из-за какого-то вещества, или чего-то ещё.
Некоторые из моих мужчин играют в бильярд. Некоторые выпивают. Несколько наблюдают за женщиной, но двое, или трое находятся с женщинами в своих тёмных нишах.
Я говорил уёбкам об этом. Если бы полиция решила устроить у нас облаву и обнаружила парней, занимающихся сексом в помещении, имеющем лицензию на продажу алкоголя, у меня были бы проблемы, и, возможно, мне сказали бы, что мне нужно подать заявление на получение лицензии на бордель.
Это не грёбаный бордель.
Я даже представить себе не могу, какой стресс случился бы у моей матери, если бы к нам пришли с обыском и сказали, что мы содержим бордель. Она бы упала в
