хотя в доме было светло. Не светло — как бы сумерки царили здесь, — вот таким был этот свет, исходящий ниоткуда. Быть может, светился сам воздух…
Наверное, так и было. Потому что я, расхаживая по дому, не видел своей тени. Стол, пни, ложе также не отбрасывали ее. Все было равномерно освещено. За исключением…
…Плесень на полу оказалась вовсе не плесенью, а каким-то пятном, более светлым, чем остальной пол. Словно бы некий бледный свет выходил чуть заметно из-под земли… О-о!.. — оглянувшись (я вспомнил, что сзади меня, у входной стены видел еще одно пятно), я увидел, что там пятно другое. Оно было какого-то мутно-зеленого цвета, с прожилками салатного и грязно-синего. Это пятно, казалось, чуть колебалось (точно бы внутри его тихонько шевелилось нечто живое), и я, глядя на него, ощущал смутную угрозу… опасность…
— Что это?.. — недоуменно спросил я… видимо, у бутылки. Ибо не у кого больше было спрашивать. Но бутылка молчала, как ей и положено.
«Ну, точно помешательство. Однако ж, в неудобном месте оно меня застало!..»
Я стоял у бледного пятна. Что бы оно могло из себя представлять?.. Вид у него был необычный… необычный даже для такой странной обстановки. Казалось, площадь пятна накрыта матовым стеклом или тусклым льдом, под которым — где-то внизу, на непомерной глубине, — горит и посылает бледный свет в комнату огромная свеча… Я вытащил из коробки спичку и осторожно ковырнул то, что по виду походило на лед… Земля… на ощупь — земля…
— Вы, может быть, спросите, как я осмелился копаться в этом пятне?.. — перебил себя Володя. — В таком доме, при таких обстоятельствах… Знаете ли, как ни странно, это пятно казалось мне наименее опасным местом в доме… Чутье говорило, что это так.
Однако я не хочу сказать, что место сие было оазисом добра в недобром доме. Нет. Я просто чувствовал, что оно неопасно именно для меня. Я не знал, почему это так, но знал, что это так… Извините за косность слов, я опять вспомнил все так, как будто только что было…
…Мрачная и величественная картина увиделась мне, когда я (повинуясь какому-то наитью) положил ладонь на бледную землю. Впрочем, картина эта была довольно смутна — и по смыслу, и для взора. Все было как бы в серой мгле. Вполоборота ко мне, ногами на бледном, тяжело зыблющемся холме, стоял высокий темноволосый человек в длинных одеждах. При виде его мне стало жарко. Точно кровь потекла быстрее по жилам. Черты его лица были точеными и точными, как у статуи, глаза (на мгновение ясно и четко я увидел их выражение) глядели вниз, под ноги человека, на колыхающийся бледный холм. Внезапно я понял, что это не холм, а какой-то распростертый на земле, поверженный высоким человеком враг, невиданное чудовище неизвестных времен… Глаза человека глядели на врага, и они были спокойны и беспощадны… А вокруг клубилась мгла, точно бы дым выплывал из-под ног человека, из трещин и скважин земли, и сплетал воздух в одну огромную, серую тучу…
Я ничего не понимал в увиденном. Одно было ясно: пред моими глазами — один из тех великих, о славе которых не осталось даже сказки уже к тем временам, когда на земле с ужасом произносились имена их бледных и ничтожных подобий, Саргонов и Ассурнацирапалов… Это было понятно мне… но почему?.. Откуда я мог взять это понимание?..
…И вот, один из великих царей досказочной древности стоял теперь видением передо мной. Правой руки его не было видно, ее скрывал плащ (мантия?..). Но левая рука была вытянута вперед и чуть опущена; он словно бы простирал ладонь над огромным телом бледного чудовища… Плащ тянулся за рукою и колыхался на ветру, как огромное темное крыло… Ясно и четко услышал я напевные слова заклинания и с удивлением сообразил, что я понимаю невероятный, почти нечеловеческий язык, на котором оно было произнесено. Человек говорил, а бледная масса, которую он попирал ногами, колыхалась все медленней, спокойней, монотонней, словно бы тело одеревеневало или засыпало… Так, наверное, и было; но к тому же оно меняло очертания, оно уменьшалось, съеживалось, словно бы таяло… Я напряг глаза. На земле теперь лежала мерцающая бледная полоска… меч… Я знал, что это — меч…
Человек поглядел на меч, чуть обернул голову назад и сделал повелительный знак рукой. Рослый, крепкий воин в черном плаще вышел из мглы к царю, подталкиваемый в спину двумя другими. По знаку царя они остановили его, и один, выдернув из ножен длинный кинжал, резким движением за спиной воина сделал что-то… «Разрезал веревки… — понял я. — Это пленник… Впрочем, нет, — он так же одет, как и те два… Скорей, провинившийся… Но чего от него хотят?..»
«Может, новым мечом зарубят?..» — пришла догадка. Но случилось другое.
…Освобожденный выслушал приказ царя, склонился перед ним, развернулся, протянул руку к мечу, мерцающему на земле… Глаза мои на долю секунды ослепила вспышка, я плохо видел, как все произошло… Меч остался лежать на земле, крупные темные пятна на нем быстро таяли, — и я догадался, что это кровь впитывается в меч… А по обе стороны от меча лежали две чисто разрезанные половинки того, что мгновение назад было воином…
Царь одобрительно кивнул головой, нагнулся и поднял меч. Повинуясь новому жесту, еще один воин, вынырнувший из мглы, поднес к царю большую круглую шкатулку. Царь указал острием меча на землю, и воин опустил шкатулку в указанное место (видимо, в готовую уже яму; во мгле я не видел точно). Царь неспешно подошел к яме, очертил мечом вокруг нее… почему-то не круг, как бы следовало ожидать, а нечто вроде звезды или подобной фигуры, и я увидел, что земля под мечом обвалилась, засыпая яму…
…Он недвижно наблюдал за сыплющейся землей. Затем, наклонившись, медленно вонзил меч в землю над шкатулкой. Так, что даже рукоять полностью ушла в землю… Опять выпрямился. Простер над ямой левую руку, напевно сказал что-то вроде «Стереги это. До срока». Потом, развернувшись, медленно пошел от ямы, и
