как понимаю, сразу после гимназии уехать хотите? Не скажите, куда? – осторожно поинтересовался Менделеев.
– Почему бы не сказать, все равно об этом рано или поздно узнаете. Думаю, или в Петербург или в Москву, где у нас давнишние друзья семьи имеются. Попрошу их куда-нибудь определить меня.
– А что в Тобольске не хотите остаться?
– И куда тут на службу пойдешь? – не задумываясь ответил Василий.
– О том мне неизвестно, но все-таки Тобольск был и есть главный сибирский город, где-нибудь да найдется место.
– Извините меня, но вы, Иван Павлович, от жизни отстали. Сейчас Омск, а вслед за ним и Томск становятся теми центрами, что когда-то один Тобольск совмещал. Не удивлюсь, если Главное сибирское управление от нас в один из этих городов переведут, – пояснил Василий. – Тогда городок наш совсем захиреет, все стоящие чиновники тут же разбегутся, оставшись без должности.
– А в чем причина? – не скрыл своего удивления Иван Павлович.
– А причина в том, что разбойников, которыми мы считаем все кочевые племена, еще при Петре Алексеевиче дальше на юг прогнали, понастроив крепостей на границе с ними. Потому крестьяне многие стали безбоязненно на этих землях селиться между Тюменью и тем же Омском. Да и южнее земля плодородная, бери сколько нужно. А если про Томск говорить, то там не так давно в окрестностях золото нашли. Вот те, кто побойчей, срочно туда перебрались, чтобы на золотых приисках руки погреть. А Тобольск что, былыми заслугами питается, а толку с них никакого. Да так не только я, но и многие просвещенные люди считают. Кончился его век, когда он во главе всех больших и малых дел стоял. Ему теперь лишь звание ветерана по плечу, не более.
Так что судите сами. Да, еще добавлю, лично у меня особый интерес имеется к российской литературе, поэзии, а все наши литераторы как раз в столицах живут. Мне батюшка мой рассказывал, будто и у нас в Тобольске были когда-то свои поэты, но все из числа ссыльных. Как им срок наказания к концу подошел, то все, как один, обратно подались. Вот и судите сами, каково нам тут жить в глуши и неведении…
– Как тут не согласиться, все это, как говорится, невооруженным глазом увидеть можно, – согласился Менделеев. – Только вот мне здесь, находясь на государственной службе, неизвестно сколько оставаться придется, а потому не берусь даже мечтать о том, чтоб перебраться куда-то. Все от моего начальства зависит. Может статься, что до конца дней своих в Тобольске оставаться придется. Так что вам, молодой человек, даже завидую. А ежели в Петербурге окажитесь, то могу подсказать адреса своих добрых знакомых, которые содействие могут оказать.
– Весьма благодарен, – протянул ему руку для пожатия Василий, но пока об этом говорить рано, еще гимназию закончить требуется. Говорят, будто бы у нас готовятся старшие классы открыть. Так ли это?
– Да, директор только об этом и говорит. Потому товарищ мой, которого вы изволили на концерте видеть, пока без должности в ожидании находится. Только ему родители помощь оказывают, а мне вот нечего ждать, на собственные харчи рассчитывать лишь приходится, – горестно улыбнулся он. Но ничего, глядишь, выдюжу, наш брат к хлебосолам не привычный и простой пище рады.
В это время Маша, не принимавшая участия в их разговоре, подошла к своей бабушке и шепотом что-то спросила у нее, та в ответ согласно кивнула. После чего девушка вышла в другую комнату, и вскоре оттуда раздался ее звонкий голос:
– Прошу всех к столу пожаловать.
Василий подхватил хотевшего было отказаться от угощения Ивана Павловича под локоток и провел его в столовую, где уже были приготовлены различные угощения, включая чай в дымящихся стаканах, о чем Менделеев давно скучал. К его удивлению, там уже находился незнакомый ему мужчина и рядом с ним женщина неопределенного возраста.
– Это наш дядюшка Яков, брат отца и супруга его Агриппина Степановна, – с легким вздохом пояснил Василий. Те лишь кивнули в сторону гостя и принялись за свой обед.
Василий с Иваном Павловичем устроились на противоположной стороне стола, а Маша в это время отдала какие-то распоряжения прислуге, стоявшей в дверях, и лишь после этого присела рядом с ними.
– Наша бабушка, как и отец, обычно обедают отдельно, так что их ждать не станем.
Яков с женой вскоре закончили свою трапезу и ушли к себе, а молодые люди, оставшись одни, долго говорили о перспективах дряхлеющего Тобольска и других сибирских городов. Запоздавший обед и разговоры за столом затянулись дотемна и Менделеев, не имевший часов, поздно спохватился, когда уже зажгли свечи.
– Извините, но я вынужден откланяться, – с сожалением произнес он, поднявшись.
Уже выйдя на улицу, он вдруг ощутил свое одиночество и тут же подумал, когда он вновь увидит запавшую ему в душу и неожиданно ставшую дорогой и близкой Машу. Похоже, она тоже проявляла к нему симпатию, хотя тщательно скрывала это от него. Так где-то неделю, если не больше, он только и думал, какую найти причину для вторичного посещения дома Корнильевых. Выручил его и на этот раз Василий, который как-то, дождавшись окончания занятий, ожидал его в коридоре и, обменявшись рукопожатиями, предложил:
– Мы в ближайший воскресный день собираемся с сестрой покататься на беговых санках по Иртышу. Там в эти дни весь город собирается, гонки на реке устраивают. У нас тоже для этих целей выездной жеребец имеется. Что скажете?
– Да мне как-то неловко, – вновь робко ответил Иван Павлович, – боюсь лишним оказаться.
– Да вы что? Сама Маша просила пригласить вас. Нет уж, коль приглашаем, соглашайтесь. А коль откажитесь, то и меня тем самым обидите.
Ивану Павловичу не осталось ничего другого, как дать свое согласие.
Глава шестая
В назначенный день Менделеев в положенное время звонил в дом Корнильевых и навстречу ему вышел уже готовый к прогулке Василий. На нем была короткая куртка, опушенная мехом по обшлагам, на голове меховая папаха и высокие сапоги на меху. Ивану Павловичу осталось только позавидовать его наряду, поскольку сам он был одет в неизменную шинель, с фуражкою на голове.
Василий критически оглядел его, но ничего не сказал и предложил пройти во двор. Там уже стоял наготове запряженный возок, на облучке сидел кучер в огромной шапке на голове, а его шубейка была перетянута красным кушаком. Запряженный в санки породистый жеребец рыжей масти упорно рыл копытом припорошенную снежком землю. Вслед за ними во двор вышла Маша, радостно улыбнувшись гостю, первой заняла в санях место. Василий и
