чувство вины, то на эгоизм, то еще на что-нибудь. При этом не забывает угрожать, что напишет заключение, в котором потребует оградить меня от ребенка, чтобы я не наносила своим состоянием ей психологическую травму.
Нет, я понимаю, что он врет, понимаю, что он не может этого сделать, и говорю ему об этом, но он лишь усмехается.
Не знаю, может быть, я, конечно, и не права, и действительно воспринимаю его в штыки, не понимая, как правильно работают психологи, но разве так все должно быть? Не понимаю, не понимаю ничего.
Я просто хочу увидеть свою дочь, хочу услышать ее голос, но Игорь утром не взял трубку, не дал мне с ней поговорить.
Я не знаю, как там моя девочка, как она себя чувствует. Я не знаю, что в ее бедных детских мыслях. Вдруг она считает, что я предала ее, бросила. Как мне потом ей все объяснить?
— Давайте начнем сначала, Лилия Алексеевна, я вас прошу, сосредоточьтесь. Почему вас так задела вся эта ситуация?
— Пожалуйста, давайте прекратим. Вы понимаете, что из-за вас я могу потерять ребенка? Вы мне все нервы уже вымотали. Вы не врач, вы коновал. Вы живодер. Уйдите, я вас прошу, уйдите и не трогайте меня. Я хочу увидеть свою дочь, а разговоры с вами они мне не нужны. Это Игорь вас попросил, да? Да, о чем я, конечно, он, вы ведь не смотрите на проблему, вы издеваетесь надо мной. Вы изводите меня, или…
В сознании проскальзывает мысль, от которой все внутри холодеет.
Нет, не может быть. Это уже слишком, это переходит все границы. Это немыслимо. Господи, пожалуйста, пусть я ошибаюсь. Пусть это все мне просто кажется.
— Что «или» продолжайте, Лилия Алексеевна, я вас внимательно слушаю, — делая какие-то пометки на листе, спрашивает Дмитрий Павлович.
Смотрю на него и молчу, понимаю, что если произнесу вслух это, то он точно меня в сумасшедшие запишет, и мне уже от этого не отмыться. Я не могу ему прямо сказать, вернее, спросить, сколько ему заплатили за то, чтобы я потеряла ребенка. Происходящее, похоже именно на попытку довести выкидыш до конца.
Ну, сами посудите, у меня сейчас угроза, мне надо беречься, быть спокойной, и даже ходить разрешено только в туалет, который в палате, а он уже больше часа завел свою шарманку и крутит ее по кругу. Все пытается что-то расковырять во мне.
Я уже успела и поплакать, и нажимала кнопку вызова врача, но никто не пришел. Теряюсь в догадках, то ли кнопку отключили, то ли гинеколог в сговоре. Я не знаю, что мне думать.
— Лилия Алексеевна, ну же, не молчите. Я здесь ради вас. Почему вы не хотите в это верить?
— Дмитрий Павлович, — все же начинаю с ним разговор. — Пожалуйста, я вас очень прошу, уйдите. Мне правда, хочется сохранить эту беременность. Вы знаете, с чем я лежу? Вы понимаете, как мне нужен душевный покой? Вы понимаете, что мне нужно успокоиться?
Плевать, говорю все, что думаю. Мужчина на это никак не реагирует, его лицо остается беспристрастным, и это на самом деле пугает.
— Вы все делаете, чтобы я потеряла этого ребенка. Оставьте меня, я вас прошу. Не знаю, почему вы это делаете, и знать не хочу, но прошу вас, проявите человечность. Что если бы на моем месте была ваша дочь, вы бы хотели, чтобы над ней также издевались? Вы бы хотели, чтобы из-за какого-то врача она потеряла ребенка?
— Для того, чтобы вы выносили этого ребенка, я как раз-таки и здесь. Я пытаюсь вам помочь, но вы не хотите этого. Работа с психологом — это не всегда так легко. Порой это слезы, переживания, но, если мы сейчас с вами не проработаем, это, вы точно потеряете малыша.
— Вы говорите ужасные вещи и настраиваете меня ан них. Как вам не стыдно?
— Мы должны докопаться до корня вашей проблемы, чтобы вы вздохнули спокойно, чтобы вы поняли, насколько неправильной была ваша реакция, — и снова продолжает, игнорируя мои слова.
— Вот вы снова за свое вы пытаетесь мне навязать, что моя реакция была неправильной, но повторюсь, я не хочу об этом сейчас говорить. Я быстрее потеряю ребенка с вашей помощью, чем сохраню его. Я не буду ничего говорить, сидите здесь сколько хотите. Я вас просто не буду слушать.
— Так, ладно, я вижу, вы заняли абсолютно детскую позицию поведения и сейчас не готовы ее менять. У меня есть и другие пациенты. Вы не единственная, кому нужна помощь. Я не могу бесконечно сидеть и ждать от вас взрослых поступков.
Хочу возмутиться, даже рот открываю, зло глядя на него, а потом понимаю, что это попытка разговорить меня, поэтому скрещиваю руки на груди и продолжаю молчать.
Не дождется, я не буду играть по его правилам, не буду, пусть что хочет со мной делает.
— Мы встретимся с вами завтра. Я буду приходить к вам каждый день до тех пор, пока дело не сдвинется с мертвой точки. И пока меня не будет, я хочу, чтобы вы подумали вот о чем. Какая травма заставила вас так отреагировать? Я понимаю, вам изменил муж. Вы увидели его с другой.
Усмехаюсь и ничего ему не отвечаю. Сегодня я не настроена на эти разговоры.
— Но вы взрослая, самодостаточная женщина, вы должны знать себе цену, вы должны понимать, что муж вас любит и никуда от вас не собирается уходить. А раз это так, то к чему волнение? Ваш муж возвращается к вам домой, значит, ему с вами хорошо. Зачем нужна была такая истерика?
Если я ему сейчас скажу, что проблема в том, что муж мне изменил, отсюда такая реакция, и значит, что-то было в нашей семье, не так, психолог ведь не будет выяснять что, он скажет, что муж просто пошел налево. И после этого он продолжит дальше копаться во вме.
— Попробуйте ответить самой себе на эти вопрос, и завтра мы вернемся к этому.
Не хочу я к этому возвращаться. Я хочу забыть об этом всем. Я хочу начать новую жизнь. Это не травма, это просто проблема в муже.
— До завтра, Лилия Алексеевна, подумайте над моими словами, — еще раз говорит врач, и отставив стул, выходит из палаты.
Едва за ним закрывается дверь, как я снова начинаю плакать, только уже от облегчения, что мучения на сегодня закончены. И в этот момент, когда начинаю плакать, вижу, что кнопка вызова врача стала чуть ярче,
