мне вальяжной походкой.
— Катриона оказалась такой хорошей подругой.
У меня едва ли получается сосредоточиться на его уничижительном комментарии о бедной куртизанке, которая оказалась в центре вендетты Даргенто. Все мои мысли заняты тем, что я ошиблась насчёт Габриэля. Что я сама навлекла всё это на Лора, уговорив дать шанс этому фейри.
От ужаса мои колени подкашиваются, и я заваливаюсь на бок. Когда земля начинает стремительно приближаться к моему побледневшему лицу, от которого отлила вся кровь, я зажмуриваюсь. Но моё тело опускается не на обсидиан, а на воздушную подушку, которая не даёт мне упасть. А затем чьи-то руки обхватывают меня за плечи и осторожно поднимают меня.
Приоткрыв глаза, я вижу Като, стоящего передо мной в виде белой полосы на фоне темноты. Даже его глаза выглядят сейчас нехарактерно бледно и напоминают мне о глазах, которые я не ненавижу. Глазах, владелец которых привёл меня сюда, в эту Преисподнюю к самому Дьяволу.
— Убедись в том, чтобы моя невеста дошла до камеры Мириам в целости и сохранности. И это, мать его, должно произойти до того, как наступит утро! — голос Данте разрезает глубокую тишину и вырывает меня из ступора.
Като отпускает только одну мою руку. Мне хочется высвободиться из его хватки, но у меня нет сил с ним бороться. К тому же если кто-то всё равно будет поддерживать меня, я предпочитаю, чтобы это был он.
— Как он это сделал? — спрашиваю я Данте в поисках несоответствий в его рассказе. — Габриэль не смог бы пронести обсидиан так, чтобы это не заметили вороны.
— Ты переоцениваешь своих маленьких стервятников.
Голос Данте звучит так близко, что мне приходится запрокинуть голову. Его смуглая кожа и волосы цвета красного дерева медленно сменяют более светлые очертания Като.
Вместо того чтобы рассердить меня, его низкое поведение успокаивает мои нервы, потому что я знаю, что люди ведут себя низко, когда чувствуют неуверенность.
— Как? — повторяю я.
— Ты, и правда, хочешь знать?
— Нет. Я спросила только для того, чтобы поболтать с тобой, — огрызаюсь я.
Его челюсть приобретает острые очертания.
— Он проглотил шип из обсидиана, а затем испражнил его.
Я пристально смотрю на Данте, пытаясь понять, не врёт ли он, но этот мужчина научился нацеплять на себя непроницаемую маску.
— Габриэль войдёт в историю великим героем.
Если вороны не победят. А они победят. Бронвен видела это.
— Ты забываешь, что книги по истории пишутся победителями, Данте Регио.
Слова, которые однажды сказал мне Лор, заставляют лоб Данте нахмуриться.
— Ты ещё скажи, что он проглотил сосуд с кровью Мириам, после чего испражнил его и намазал на свой шип.
— Но ведь это было бы бесполезно, так как Небесное королевство блокирует любую магию, кроме магии оборотней.
Хвала великому Котлу и тому, кто заколдовал королевство Лора. Я испытываю такое сильное чувство облегчения, что когда кровь снова возвращается к моим органам, она укрепляет не только мои конечности, но и мой дух.
— Его задачей было ослабить Рибава, и он в этом преуспел, — хриплый голос Данте портит мне настроение. — Осталось ещё четыре ворона, а сосуды с кровью Мириам распространяются по Люсу среди солдат и местных жителей.
Его угроза должна покоробить меня, но я слишком рада тому, что Лор ещё не потерял свою человечность, поэтому мне его слова до змеиной задницы.
— К тому моменту, как мы покинем своё укрытие, оборотни превратятся в вымершую расу сверхъестественных существ.
Он говорит, что я переоцениваю воронов. А он явно их недооценивает.
— Никогда бы не думала, что ты из тех, кто может отправить своего лучшего друга на смерть.
На его виске начинает пульсировать нерв.
— Габриэль добровольно вызвался на эту миссию.
Сохраняя спокойный тон голоса, я говорю:
— Ты не остановил его, Данте, а значит, ты несёшь ответственность за его смерть.
— Они ещё не убили его.
— Ты думаешь, что он выйдет из Небесного королевства живым? — спрашиваю я, но пророчество Бронвен проносится у меня в голове точно вороватый эльф: Ты не умрёшь от наших рук, Габриэль; ты умрешь от рук своего генерала.
Я отключаю её голос. Он, может быть, и предсказывает будущее и пытается повлиять на него, но он не может его контролировать.
— Зная этих дикарей, нет.
— Значит его смерть на твоей совести.
Он резко выбрасывает вперёд свою забинтованную руку и хватает меня за шею. Данте делает мне так же больно, как в ту ночь, когда он тащил меня в свою обсидиановую яму.
— Тебе не идёт язвительность, Фэл.
Безумная улыбка врезается в мои немытые щёки. Боги, сейчас я, должно быть, представляю собой ужасное зрелище. Как жаль, что фейри не могут умереть от страха.
— Я постараюсь и дальше… культивировать её в себе, — хрипло говорю я.
Его пальцы сжимаются ещё сильнее.
— А теперь ты… планируешь… убить меня?
Он приподнимает меня от пола и врезается большим пальцем в мою сонную артерию.
— Я не — убивал — Габриэля.
— Маэцца, прошу вас. У нас здесь нет лекаря, — голос Като полон беспокойства.
Его всерьёз заботит моё здоровье или он пытается напомнить Данте о том, что ему стоит вести себя полегче с женщиной, кровь которой он планирует использовать?
Данте разжимает пальцы, и воздух врывается в моё горло, покрытое синяками, обжигая его, как огонь. Я хватаюсь за шею и начинаю разминать поврежденную кожу. В моих глазах столько злобы, что Данте отступает. Если только он не сделал шаг назад, потому что боится задушить меня до смерти.
— Тебе повезло, что ты мне нужна, — огрызается он.
У нас с ним определённо разные представления о «везении».
— А теперь шевелись!
Он разворачивается и бросается в темноту.
Проходит несколько минут, а мы всё ещё маршируем по узкому туннелю, точно муравьи. Из-за этой безвоздушной темноты, узких застенков и боли в горле, мои лёгкие начинают сжиматься.
Я потираю грудь, чтобы уменьшить дискомфорт, и произношу:
— Я думала, что вы на Шаббе.
Като переводит взгляд на мой профиль и задерживается на красных отметинах на моей шее.
— Я поклялся в верности люсинской короне.
Под клятвой он имеет в виду сделку? Если это так, то с кем он её заключил: с Юстусом или с Данте? Неужели эти мужчины держат его здесь в заложниках?
— Служить королю это великая честь. А служить его королеве будет ещё более почетно.
Несмотря на то, что он говорит тихо, его голос как будто отражается от тёмных стен.
— Эпонина из Неббы довольно милая.
И хитрая… Думаю, я заслужила быть обманутой ею. Ведь я заставила