видела среди свадебных приглашений одно для его мамы. Он бы не стал ее выдумывать.
— Нам, — подтверждает Феликс, не поднимая головы. — Первый телефон мне достался лет в десять. На Новый год нам выдали их в красочных упаковках. Ребята постарше тут же выменяли его у меня за пакет со сладостями. До не меня не сразу дошло, что это был чистой воды обман. К следующему празднику я сам успел раздобыть шоколадок и выменял себе несколько гаджетов. Ими никто не дорожил, потеряешь или обменяешь — потом подарят еще. Нулевая ценность от меценатов, прикрывающих свою задницу благотворительностью. Никому из нас не нужны были телефоны, или дорогие игрушки, или еще что-то такое. Радость от этих вещей исчезала за минуту. Забавно. — Феликс усмехнулся. — Когда я вышел на волю, мне понадобилось пять месяцев, чтобы самостоятельно заработать на самый дешевый телефон. В тот момент бы попросить кого-нибудь о помощи, но после восемнадцати лет нас просто выкидывали на улицу.
Что это с ним сегодня? Какое-то лирическое настроение, он даже готов делиться такими личными воспоминаниями. Не вспугнуть бы…
Но Феликс продолжал говорить и без моего вмешательства:
— Мне повезло чуть больше. Еще когда я был в детдоме, одна из воспитателей брала меня иногда к себе. Всех брала, на самом деле, но меня — чаще остальных. Я даже встретил у нее однажды Новый год. Не было дорогих подарков, хотя я, избалованный, думал, что будут. Зато вместо этого — оливье, которое мы сделали вместе. За вечер я успел четыре раза порезать пальцы — до этого никогда не готовил, хотя мне было уже почти пятнадцать лет. Получился «кровавый салат», как мы тогда шутили. До этого — вместе нарядили елку. По телевизору шла «Ирония судьбы», но я не знал, что в «настоящих семьях» это традиция, а не просто странная прихоть. В двенадцать часов зажгли бенгальские огни. Не фейерверк, конечно, но было по-домашнему здорово. Это было ценнее всех идиотских подарков, которыми обычно пытались заглушить наше несчастье.
— Ты эту воспитательницу?.. — Я почему-то не смогла продолжить.
— Хотел пригласить на свадьбу, да. Она не смогла, но приехала в этот понедельник. Хотела увидеть меня счастливым, а увидела… то, что увидела. Сегодня она уехала домой.
Вот откуда его печальное настроение. Похоже, он к ней сильно привязан. Даже привычная колкость с него сегодня спала, ушла на второй план.
— Сегодня провожал ее на поезд и думал: почему она не может остаться? Почему человек, которого я называю мамой, уезжает? Почему я вынужден жить с не-близкими людьми вместо своей настоящей семьи?
А, вот и колкости. Стоило только о них вспомнить.
Феликс поднимает глаза на меня. В его взгляде скользит ненависть — но уже не та, которая была обычно. Что-то изменилось. Это не взрослая злость, а какая-то детская обида. Недолюбленность, которая тянется из детства и терзает его даже сейчас.
— Что у тебя, ледышка? Свой худший Новый год ты, наверное, провела где-нибудь на Майорке? Тебе принесли клубничный коктейль вместо пинна-колады, и ты расплакалась от горя?
— Так вот в чем дело, — доходит до меня. — Ты думаешь, раз я родилась в богатой семье, то ничего хуже неправильного коктейля в жизни не испытывала?
— Докажи мне, что я не прав.
Он не прав. Только делиться этим с ним я не собираюсь, много чести. Пусть научится общаться по-взрослому, а потом, может быть, я ему и расскажу, что в моей жизни тоже хватало проблем. Может, не в той степени, как у ребенка из детского дома, но до идеала и мне далеко.
— Надо же, а ведь я сегодня к тебе почти прониклась, — с сочувствием тяну я. — Только как же это глупо — свою обиду к миру вываливать на меня. Просто потому что я родилась в другой семье.
— В кардинально другой, ледышка. — Феликс встает со стула и со скрипом отодвигает его к столу. — Однажды Иван-дурак встретил принцессу. Ее отец пообещал ему половину царства, если Иван сможет выдержать все ее капризы, и Иван женился на ней. И жили они долго и несчастливо. Спокойной ночи.
Он выходит из комнаты, оставив меня наедине с мыслями.
Он сказал «полцарства»? Надеюсь, это была шутка, часть сказки, а не реальные условия договора с моим отцом…
Конечно, я не дура, и понимаю, что какой-то договор между ними есть, и меня в него решили не посвящать. Но до этого моменты мысли были в другую сторону — возможно, отец хочет видеть наследника. Или боится, что я найду себе кого-то «не того уровня», простого работягу, в которого люблюсь и решу уехать в глушь, бросив все. Но он бы не стал переписывать сеть ресторанов на Феликса, ведь правда? Мой муж ничего об этом деле не знает, а я в деле — почти с детства, после школы всегда помогала отцу, а после университета взвалила на себя бОльшую часть дел. Не может быть, чтобы папа решил доверить все Феликсу, а не мне!
Ладно, разберусь с этим позже.
* * *
На следующее утро меня, как и обычно, ждал букет цветов. Вечером — сказка-отговорка от Феликса, которую он протарабанил за минуту. Следующее утро — еще один букет, а вечером — новая скоростная сказка.
Наша испытательная неделя, на которую мы договорились с Ольгой, близится к завершению. Надеюсь, в следующий раз она придумает что-нибудь получше. Хотя прогресс определенно есть — теперь мы с Феликсом можем проговорить аж две минуты, не перейдя на взаимные проклятья. А в пятницу вечером он даже зашел после своей домашней тренировки в кабинет, бросил на меня, работающую за столом, взгляд и сказал:
— Тебе бы тоже спортом заняться, женушка.
— Что, волнуешься за мое здоровье? — язвительно ответила я.
— Ага. Боюсь, как бы от сидячей работы у тебя не начался… не буду уточнять что. Но твоему плоскому заду это не понравится.
О-о, прелесть. Только я начала думать, что мы потихоньку начинаем уживаться, как Феликс доказывает: нифига.
— За мой зад можешь не волноваться, ему приходится не только сидеть.
У Феликса прямо в спальне стоит боксерская груша. В подвале — небольшой домашний спортзал. Я заглянула
