постели и чувствовал сильную головную боль. Можно ли вообще чувствовать боль во сне? Но она казалась такой ощутимой.
Потом мы с мамой пришли домой, я увидел отца и хотел с ним заговорить, но она не дала мне и увела в комнату.
Может, эти сны не имеют какого-то смысла, но послевкусие от них меня немного беспокоит. Есть ли смысл чувствовать себя так от того, чего не было? Это ведь просто сны, — я внимательно смотрел на Тераса, мне было достаточно того, что меня кто-то слушает, и я не держу всё это в моей голове.
Раньше у нас были очень доверительные отношения с Ником, мы говорили обо всём, что происходило в наших семьях. Единственное, что я утаил от него, это мои чувства к Дженни. Всегда есть вещи, которые мы оставляем лишь в наших мыслях, опасаясь нарушить нечто привычное или стать уязвимыми. И когда я заболел, мы отдались ещё больше, а последний разговор разделил нас словно молния, ударившая в дерево во время грозы.
В какой-то момент я переключился с мыслей и посмотрел на себя в зеркало, синяки под глазами, растрепанные волосы, которые явно требовали стрижки и банального мытья головы, ключицы выпирали, как никогда прежде, видимо я всё-таки скинул несколько килограмм. Вид был не совсем жизненным, но кое-что оставалось почти неизменным — светло-зелёные глаза с еще горящей искрой к жизни. Несмотря на болезнь, я всё ещё жадно хватался за жизнь, хоть и сил на это совсем не было. Я чувствовал себя как тот, кто хочет встать и пойти, но чувствует сильную боль в ногах, поэтому и падал при очередной попытке.
Смотря в зеркало, мне казалось, что Терас становился темнее и почему-то опять пытался охватить мою голову. Я не испугался, как первый раз, а внимательно изучал его. И когда попытался отойти в сторону, оставаясь в пределах зеркала, он двигался за мной и окутывал мою голову своими «руками».
— Да что опять? Как я должен понять тебя, если ты не говоришь?
— А разве ты хочешь меня слышать? — моё лицо резко побледнело, а ноги подкосились, когда я услышал, как Терас обращается ко мне.
— Тт-ы можешь говорить? В смысле?! Так почему же ты молчал твою мать?
— Говорю я или нет, это не так многое решает. Не все ответы можно получить, просто спрашивая напрямую, не думал об этом? — Терас обладал холодным и размеренным голосом, его ничуть не колебал мой гнев, а напротив, будто забавлял.
— Да это дохрена, что решает! Я бы давно узнал, кто ты или что ты, откуда появился и для чего вообще.
— Видишь, ты задаешь вопросы, на которые легко можешь получить ответы, но подумай хорошо, получишь ли ты то, что тебе истинно нужно.
— Что ты имеешь в виду?
— Кто Я? Терас, ты сам дал мне имя. Почему Я и для чего? Это не мне отвечать, а тебе. Ты уже определил, что я не являюсь другом или врагом, тогда кто же я?
— Откуда мне знать?
— Отражение.
— Какое нахрен отражение? — даже получая долгожданные ответы, я чувствовал себя ещё более запутанным.
— Когда я появился?
— Примерно две недели назад.
— Ты уверен?
— Может я, и не помню какой день сегодня, но точно уверен, сколько прошло времени с момента, как я стал психом, который разговаривает с зеркалом.
— Ты уже видел меня, но забыл нашу первую встречу.
— Видел тебя? Как такое возможно? Я ничего не помню, — я бегло искал Тераса в своих детских воспоминаниях, словно листая книгу в поиске той самой подчеркнутой цитаты, но найти ничего не смог.
— Ты спрятал меня так глубоко внутрь себя, потому что испугался правды.
Когда ты был маленьким, мы уже говорили с тобой, ты любил играть сидя перед зеркалом и рассказывая мне всё о своих игрушках. Как-то во время одной игры в комнату зашла твоя бабушка и случайно увидела, как ты говоришь с зеркалом. Она испугалась за тебя и решила убедить, что меня не существует. Твоя бабушка посадила тебя на колени и начала расспрашивать тебя, что именно ты видишь в зеркале, и конечно же, ты ей всё выдал на чистоту. Она же убеждала тебя в том, что чудовищ не существует, что это лишь человеческие фантазии играют с людьми, подобно тому, как вы видите сны, которые переходят в реальность, и когда ты перестанешь верить в то, что видишь, оно исчезнет. И она была права. Я исчез, когда ты прекратил со мной играть, потому что потерял доверие ко мне. А если человек усомнится в том, что видит пред собой, он теряет право лицезреть это.
— Значит, я видел тебя, будучи ребёнком? Но я совсем ничего не помню, — голова раскалывалась от мыслей, я пытался найти воспоминание, которое казалось и не существовало никогда, но почему-то я верил словам Тераса.
— Так что же ты за отражение?
— Отражение страха, боли, тёмных и пугающих мыслей, который каждый скрывает в себе. Я отражаю то, что находится в глубинах человека, чего он боится увидеть в себе и уж тем более показать другим. Именно поэтому каждый способен увидеть лишь своё чудовище, и никто кроме него не может лицезреть истинное отражение человека.
— Значит, отражение есть у каждого?
— И да, и нет. Оно появляется лишь тогда, когда человек истинно нуждается в нём, чтобы найти свои ответы. Но не задавая правильных вопросов, не получишь нужные ответы.
— Тогда почему ты ответил мне?
— Стало скучно, решил поговорить с тобой.
Я замолчал на несколько минут, в комнате нависла тишина, прерываемая лишь звуками веток, бьющихся об окна из-за сильного дождя.
— Почему я видел тебя в детстве?
— Вот, наконец, ты начинаешь задавать верные вопросы, — в голосе Тераса звучало нескрываемое удовольствие от победы. — Ты рассказывал мне свои сны, а я старался тебе помочь, натолкнуть на мысль, но, увы, ты меня не услышал. Я не мог, да и не хотел, сказать напрямую, ведь есть вещи, которые ты должен познать сам. И если есть нечто важное, что ты забыл в детстве, благодаря чему смог увидеть меня, будучи ребёнком, то сейчас пришло время вспомнить это.
— Я не особо понимаю, о чём ты говоришь. Ты мне помогал? Но как? Ты всё время молчал и смотрел на меня, единственное, что изменилось в твоем поведении за всё время, это то, как ты несколько раз обхватывал мою голову, становясь огромным чёрным скоплением дыма, напоминающее тучу пред грозой.
— Верно, а теперь закрой глаза и постарайся вспомнить, как
