некоторое движение в рядах молодёжи и солидных знатных господ. — Не переживай, Семён. Лучше бахни водочки, сегодня можно, — подмигнул я ему.
— Ну слава те Хоспаде, а то эта гадость с пузыриками ничего, кроме несварения мне не обещает, — вздохнул он и вместе с Ицхаком удалился к столам.
Общее внимание гостей теперь было приковано к танцующим, так что эта двоица всерьёз намеревалась опробовать не иначе как каждый кулинарный шедевр.
А вот Ломоносов оказался тем ещё пронырой — довольно быстро нашёл себе пару и тоже вклинился в общий поток вальсирующих.
Он был моей тенью — так я обозначил его роль во всём нашем предприятии. Иван не должен выступать вперёд и оттягивать на себя внимание. Громоотводом всегда буду я, а он как в битвах, так и в таких светских раутах — мои глаза и уши. Ломоносов мог разглядывать всех даром, рассказать о человеке по слепку маны больше, чем любой другой шпион.
Ривка отвратительно танцевала, но я об этом, конечно же, не сказал и терпеливо вёл девушку по начищенному мастикой дубовому полу, с лёгкостью выполняя свою роль.Она с любопытством бросала взгляды на соседние пары и вела себя скорее как наблюдательница за дикой природой.
— Тебе не нравится? — спросил я её.
— Нет, всё в порядке, просто я не так себе это представляла, — хмыкнула она, а потом пояснила. — Я уже говорила, что много читала любовных романов. Вот там переживания героини были интересными, а здесь я почему-то не чувствую того, что они описывали. Обычные людишки нарядились как павлины и забавляются. Вон тот господин пришёл с женой, а сам танцует с молоденькой красавицей, посмотри.
И я действительно увидел нервную сорокалетнюю даму, покусывающую губу и старающуюся сохранить лицо перед остальными гостями.
— Ради этого она надела маску и проглотила обиду.
— А ты никогда не позволишь себе задвинуть гордость на второй план? Я имею в виду многожёнство, — спросил я её.
— Я собственник, — задумчиво ответила она, — но с тобой не знаю: если это кто-то недостойная или вот как сейчас — мимолётная связь с молодой, то это предательство. Мне было бы неприятно…
— Меня в Громовце ждёт Софи, я тебе про неё рассказывал, — аккуратно прощупал я почву, — сегодня получил от неё письмо.
— Вот как, — Ривка отвернулась вбок и замолчала.
— И отправил ей своё, где рассказал о нас с тобой.
Мы ускорились и на какое-то время замолчали, потому что говорить было неудобно — слишком много движений и дальше смена партнёров в самом танце. А когда снова сцепили руки, то от девушки чувствовался холодок. Мы закончили следующую партию уже без разговоров, и я проводил Ривку до нашего прошлого места, но там никого не было.
Ломоносов всё ещё танцевал, а Семён с Ицхаком куда-то запропастились.
— Артём Борисович, это снова я, — выплыл из кучи раскрасневшихся гостей Пильняк. — Мадемуазель, вы позволите? — спросил он Ривку и та, слабо кивнув, села на резной стул со скучающим видом и замкнулась в себе.
Пока мы разговаривали в сторонке, девушка была в поле моего зрения.
— Как вам бал?
— Якоб Стефанович, давайте опустим все эти охи-ахи, говорите по существу — зачем вы меня сюда позвали?
— Сразу быка за рога, что ж, уважаю, уважаю, — он взял меня под локоть, и мы прошлись к другой колонне, потому что возле прошлой уже навострили уши непрошеные зеваки. — Меня интересует вот что: где вы собираетесь учиться некромантии дальше? Из нашего прошлого разговора я понял, что просто так вы не сдадитесь, но тут неувязочка — в Ложу мы вас по-любому не примем, однако… — он допил свой бокал и поставил его на поднос проходившего мимо слуги. — Я могу вам выделить учителя вплоть до седьмого шага — дальше, увы, мои возможности заканчиваются.
— И за это вы что-то попросите, — улыбнулся я, начиная понимать, к чему он клонит.
— Знаю, вы сейчас тесно работаете с канцелярскими, но я тоже не последний человек в этом городе и кое-что подразузнал-с, — он прислонился рукой к колонне и чуть понизил голос. — Оказывается, вы, Артём Борисович, не числитесь как сотрудник этого ведомства, стало быть, вольная птица.
Я кивнул, понимая, что лучше соглашаться, так как это играет мне на руку.
— Господин Бенкендорф выполнял просьбу моего отца. Он хотел, чтобы опытный офицер плавно ввёл меня в курс дела и защищал по возможности, но, — я пожал плечами, — папенька зря переживал — я бы справился и без Александра Христофоровича.
— Хм, вот оно как, — довольно сощурил глазки Пильняк.
— Теперь ему не до суеты в полях. Повышение по службе…
— А что же команда? Легендарная команда Христа?
— Теперь моя, — улыбнулся я.
— Ха, а вам палец в рот не клади, — он фамильярно похлопал меня по груди тыльной стороной ладони. — Одобряю, ничего не скажешь.
— И в чём же суть вашего предложения? — вернул я беседу в нужное русло, наблюдая, как шестерёнки этого Якоба переваривали информацию.
— Как насчёт настоящей охоты на отступников? На самых отъявленных убийц и мучителей?
— Вам какой с этого прок?
— А я карьерист, — бесхитростно ответил он мне. — Хочу выслужиться и съехать отсюда подальше, надоела мне эта дыра, — Якоб смахнул невидимую пылинку с рукава, щёлкнув по ней пальцем. — Ложе нужны результаты, отчёты — вот и помогите мне с этим.
«Чужими руками хочет жар загребать».
— Соглашайтесь, Артём Борисович, и мне, и вам выгодно работать вместе. Снабдим вас самыми лучшими картами, информации подкинем, а дальше дело за вами. Если вы, конечно, тот, за кого себя выдаёте, — подмигнул он в конце.
— Что ж вы сами не поймаете этих уродов, Якоб Стефанович? — съязвил я. — Полноте лапшу на уши мне вешать, говорите как есть — нужно убрать конкурентов. Отчуждённый здесь вне Ложи, а значит, подозрения на вас не падут.
Выражение лица Пильняка застыло в доброжелательности, но видно, что он чутка струхнул, потом облизнул губы и теперь уже смотрел на меня другим взглядом.
— Что крыса Христ копает под меня?
— Может, и копает, — пожал я плечами, — мне-то какое дело до вашей грызни? У самого проблем выше крыши — пятьдесят Брешей семейного долгу, а