Время тянулось тяжело и медленно. Сначала Шу с Баль «делали из пугала принцессу» – румяна, гирлянда блестящей ерунды, завитые локоны и царственно задранный нос. Потом они чинно завтракали с королем и обсуждали первую для них Большую Охоту. За завтраком последовал визит портных и примерка костюмов для маскарада, посвященного все тому же Согласию Народов Тверди, что и Охота. Улыбаться и шутить с братом, выбирая для Тигренка старинный пиратский наряд, было больно и холодно. Но надо. Внимание Бастерхази то и дело скользило по ней, щекоча и оставляя на языке привкус гари.
Комедия удалась. Никто, даже Кай, не заподозрил обмана. Хотя брат не особенно обращал на нее внимание, занятый мыслями о Таис. Если б Шу могла, посочувствовала ему, а может, надавала по ушам, как дурному щенку: чем ревновать к проходимцу Торрелавьехе и страдать, послал бы невесте букет, спел бы серенаду под балконом. Не родилась еще такая девушка, которая устоит перед серенадой в исполнении короля.
С серенады мысли Шу снова перескочили на Тигренка. Представилось, как они вместе пробираются в сад Альгредо – словно дети, играющие в лесных духов, как Тигренок ласково касается струн Черной шеры…
– Ваше высочество изволит взять эту шляпу? – вырвал ее из грез удивленный голос мадам Антуанетты.
Шу глянула на комок фетра в своих руках, подняла глаза на Бален. Подруга уже нарядилась сашмирской одалиской и строила глазки купчине в безразмерном тюрбане и цветастых шальварах – купчиной был Энрике. С усами по восточному обычаю он выглядел глупо и удивительно мило. Зависть кольнула под ребра и засела там занозой: почему у нее нет любимого супруга, который понимает с полуслова, носит на руках и смотрит так… злые боги! Вот если бы Тигренок…
– Беру. – Шу швырнула шляпу на груду разноцветных тряпок. – К этой павлинье перо, к той – страусовое. И на рубаху добавьте кружев, что за пираты без кружев?
Мадам, громко подумав об «этих сумасшедших шерах, плюс семнадцать золотых», выдернула из рук помощника ослепительно лазурный камзол с разрезными рукавами, буфами и накладными плечами.
– К павлиньему перу, ваше высочество. – Она поклонилась, подавая камзол Шу. – Извольте примерить.
– О да, – отозвался Кай, обряженный в оранжевый колпак с меховой оторочкой, накладную бороду и расшитый жилет из змеиной кожи: парадный наряд гномьих старейшин, которые много веков назад подписывали союзный договор Дремстора с Суардисами. – В этом ты будешь неотразима. Ни одно зеркало не возьмется!
Шу старательно рассмеялась его натужной шутке. Она бы с удовольствием послала маскарад к ширхабу лысому и осталась дома, с книгами. Или отправилась бы куда-нибудь в Зуржьи пустоши, только бы не надо было снова улыбаться, интриговать и надеяться, что сейчас из-за маски блеснут синие глаза, а всего единожды слышанный баритон спросит: «Ты ждала меня, Шуалейда?»
– Зато ты с этой бородой – страшный ужас гор, – наморщила нос она. – От тебя все девушки разбегутся.
– Не разбегутся, – хмыкнул брат, но бороду сорвал. – А что наденет Таис? Поведай мне, о великий прорицатель! – затянул он дурашливо.
– Не надо быть менталистом, чтобы знать: шера Альгредо заказала костюм королевы фей, – вместо Шу отозвался Зако. – А вашему величеству отлично подойдет плащ Золотого Барда. Если, конечно, Шу не успеет первая.
– Фи, наряжать менестреля менестрелем – пошло. Мой Тигренок будет пиратом!
В дальнейшем споре о нарядах Шу принимала самое живое участие. Со стороны – особенно со стороны башни Рассвета – наверняка казалось, что вся компания искренне веселится. Вот только тянулось это веселье невыносимо долго. До самого обеда.
Запеченные на углях перепела и апельсиновое суфле не лезли в горло. Ардо казалось горьким, шоколад – соленым. А на десерт паж принес еще одно приглашение от Ристаны, теперь уже для всех. Похоже, Бастерхази надоело ждать, когда же Шуалейда поверит в его ложь и отдаст Тигренка сама.
– Мы предпочитаем собачьи бега, – ответил Кай и кивнул на Шу. – А вот их высочество придут послушать тенора.
– Непременно, – приторно улыбнулась Шуалейда. – Опера после обеда – это так свежо и изысканно. И передай ее высочеству, что мой менестрель сегодня петь не будет. Он не в голосе.
Глава 5. Об опере и касторке
Законом империи никогда не возбранялись эксперименты по перемещению души в другое тело, возвращению памяти прошлых воплощений и т. п. Все, что касается существования души, памяти и перерождения, всегда было и будет прерогативой Двуединых. Следовательно, успех либо неудача подобных опытов – всецело в их воле. Однако все, что касается жизни и безопасности граждан империи, было, есть и будет в ведении Магбезопасности. Следовательно, МБ обязана следить за тем, чтобы все подобные эксперименты проводились в рамках законности. То есть все участники данных экспериментов были либо совершеннолетними гражданами, выразившими нотариально заверенное согласие со всеми возможными последствиями, либо недееспособными (лишенными прав) гражданами, к примеру, приговоренными к смертной казни.
Методичка МБ2 день журавля
Рональд шер Бастерхази
«Не в голосе!» – буркнул Роне под нос и отвернулся от зеркала.
Он был зол. На убийцу, сумевшего удрать. На Ристану, в упор отказывающуюся видеть идиотизм собственной идеи убить Шуалейду руками гильдии. На Шуалейду, глупую девчонку, то таскающую убийцу за собой на веревочке, то запершую его в башне именно тогда, когда он должен быть рядом с ней!
Роне искренне надеялся, что она приведет мастера теней в покои короля, и там можно будет до него добраться. Деликатничать, зная возможности Воплощенного, он не собирался. К тому же достаточно будет показать капитану Герашану кусочек вчерашних воспоминаний – и его помощь обеспечена.
Наверное.
Почему Дюбрайн не избавился от убийцы, Роне не понимал. Ведь он мог, совершенно точно мог. Вместо этого он оградил его барьером. Защитил от Роне.
Ну не бред ли?
Роне поморщился. Слишком много бреда для одних суток. Один только его сон чего стоит. Такой реальный, такой… Шис! Ведь Роне почти поверил, почти…
Треснув по зеркалу, в котором глупые детишки продолжали развлекаться яркими тряпками, он упал в кресло и зажмурился.
Дайм. Его голос. Его прикосновения. Его божественный свет. Этот свет до сих пор мерцал под закрытыми веками, дразнил и издевался. Как же хотелось поверить, что Дайм в самом деле приходил к нему ночью. Что ему не все равно.
Ведь мог же? Они уже встречались во сне, даже не вдвоем, а втроем. Только тогда все было иначе – Роне прекрасно знал, что это сон, и создавал его вместе с Даймом и Шуалейдой. И выходили они из сна вместе, осознанно, и никаких лакун в памяти, изменчивых картинок и потерянных слов…
Проклятье! В этом шисовом сне даже его сломанная лодыжка срослась так, будто ее лечил Дайм. И рана на плече, оставленная когтями Воплощенного, тоже. А еще перед глазами так и стояла невероятная картина: огненные отблески на коже обнаженного Дайма, на груди и внизу живота, на предплечьях и ногах, словно светлый шер почему-то захотел быть похожим на Роне и вырастил на теле волосы – чего, разумеется, ни один шер в здравом рассудке не сделает никогда. Остальное же содержание сна размывалось, плыло и ускользало. Именно так, как бывает с обычными снами.
