ментальность — иначе есть риск застрять и действительно тронуться умом. Потому я и развивал копии сознания, чтобы перепоручить им рутинные задачи, а самому сосредоточиться на важном.
Для меня сложнейшей преградой стал пятый уровень — дальше заглянуть не получилось, но и этого никто достигнуть не смог, максимум — третий. И то это мой ученик Валлард. Ему ещё предстоит долгий путь…
«Я буду по тебе скучать, друг», — с грустью подумал я о достойнейшем правителе.
Дверь отворилась, и вошёл Семён.
— О, проснулись, барин, а я с гостинцами, — улыбаясь, громко прокряхтел старик.
В этот раз, помимо первого, он смог урвать пяток сырников. Да таких, что таяли во рту. Чудо, а не еда.
— Зиновье подмог с вёдрами, вот и поделилась, — похвастался дед, непроизвольно щупая себя за бицепс.
— Я ж говорю — лев, — одобрительно кивнул я, уминая красный борщ.
До конца наказания оставалось ещё три дня, и за это время я должен подготовиться к любым неожиданностям, но в открытую заявляться здравомыслящим не собирался — нужно добыть побольше информации.
— А книжка, что же — не трогали, вашбродие? — поинтересовался Семён, чтобы перевести тему, дюже он горд был собой и смущался.
«Святая простота», — вздохнул я и перевёл взгляд туда, куда он показывал.
— Ах, это, извини, что-то не заметил в темноте, отличная работа, что тут у нас?
— Молитвослов, — с придыханием ответил дед.
— В смысле? — я убрал в сторону ложку и быстро пролистал страницы со знакомыми буквами, складывающимися в какие-то полустихи-полупоговорки. — Магия? — деловито переспросил его.
— Да вы что, барин? — в глазах деда мелькнул испуг. — Это же, ну, Бог, — он уважительно воздел палец к небу.
Я уже понял, что эта суеверная книжица ничего, кроме восхваляющих или просящих стишков, предложить не может, так что отдал её крепостному назад.
— Молодец, Семён, но будем честны, я пока не в состоянии объять умом такую мудрость, мне бы что полегче, а? Может, захудалый какой-нибудь учебничек магии завалялся, а? Поищешь? Уважь барина.
Старик погладил задумчиво бороду и, наконец, кивнул.
— Хорошо, кажется, у Глашки младшенький, как в училище отправился, оставил одну книженцию. Попробую выпросить, но просто так она не отдаст…
— А сколько еë сыну лет? — поинтересовался я, снова возвращаясь к трапезе.
— Второй десяток пошёл уже, ещё учится.
— Поди, без гроша она, Глашка?
— А то как же, — вздохнул дед. — На стипендию живёт охламон её…
— Тогда сделаем так: дуй ко мне в комнату, я помню там сундук стоял с одеждой, выбери самые подходящие и чистые рубахи, — я проглотил кусок варёной картошки, — штаны замшевые, — напряг память, к счастью, она у меня была почти фотографическая, — они немного намараны, но ничего — отстирает. И сапоги, узнай размер и выбери под него, понял?
Дед неодобрительно покачал головой.
— Посекут меня барин, ой посекут, сдаст дура…
— Дурак ты, Семён. Какая мать не захочет добра единственному дитю? Главное, на глаза никому не попадайся, а я потом скажу, что выкинул всё это тряпьё или сжёг. Только сделай всё как надо, — пригрозил я ему пальцем.
— Хорошо, Артём Борисыч, будет выполнено.
— Вот и славно.
Дед помялся ещё немного у двери, будто хотел что-то спросить, но вздохнул и закрыл за собой.
Я вновь вернулся к медитации. Моя ближайшая задача в этом мире — заставить ману циркулировать по всему телу, чтобы не оставалось никаких сгустков.
Это позволит начать практику с расщеплением сознания, погрузиться в медитации на другие уровни бытия, улучшить тело и добраться до гемофорсной техники с высвобождением убойного количества энергии из крови. Маны для этого требуется ого-го.
И, кажется, я понял, почему распадались рунические круги — не только из-за разницы в символике. Поясню на примере: кружку удобней лепить из податливой глины, нежели цельную высекать из камня. Теоретически можно пытаться колдовать по-старому, но лучше встроиться в уже существующий порядок, может, в нём будут какие лазейки, что дадут мне преимущество.
Через шесть часов я устало потирал глаза и разминался. Осталось время на походить туда-сюда и вскоре я лёг спать. Утром всё повторилось — боль полностью ушла из ног. Адаптация завершилась.
Семён принёс ещё немного новостей. Отец в отъезде, через неделю на каникулы приезжает мой брат Александр, третий по старшинству. Первый месяц лета позади. Мы немного поболтали, и дед отчалил. Сказал, что вещи постирал сам, чтобы «презентабельней» были, когда договариваться пойдёт.
Я похвалил за находчивость. Сейчас те сохнут в сарае, где ночует крепостной, а завтра при всём параде Семëн пойдëт меняться.
«Мой первый винтик, кажется, заработал», — я довольно потёр ладошки и сошёл ко сну после всех тренировок. Холод всё ещё беспокоил, но не так сильно, как в первые разы. Семён даже забеспокоился, что у меня на щеках румянец, думал я «того», но быстро успокоился, когда увидел обратное.
Хороший он всё-таки человек. На таких земля держится.
Кусочек маны разогрелся наполовину, когда пришёл черёд покинуть место заточения. В этот раз спустилась ехидно настроенная Марфа — хотела посмотреть на пресмыкающегося и околевшего от голода «младшенького».
«Выкуси, карга вредная».
— А ты, а я… — она даже дар речи потеряла, увидев, что я из погреба выхожу ещё более здоровый, чем до попадания туда.
— Доброе утро, Марфа, — я не стал провоцировать злопамятную бабу. Ещё щëлкну еë по носу — всему своё время.
Я прошёл мимо твёрдым шагом и жестом приказал одному из её бугаёв, Мишке-Шатуну, не прикасаться ко мне.
— Сам пойду.
Детина перевёл взгляд на въедливое лицо Марфы и пожал плечами.
— Хорошо, барин.
Меня представили пред очи матушки. Та о чём-то совещалась с пухлощёкой ключницей, а в сторонке от них стояла молоденькая курносая девушка. При моём появлении она подняла глаза к потолку и состроила рожу, мол «опять этот юродивый». Знакомьтесь, моя младшая сестра Анна. Оторва, губительница мужских сердец и весьма злая на язычок особа.
— Это ты, Артём, подожди, — повелительно сказала дворянка в золотисто-синем сарафане, вышитым всевозможными цветами.
На вид обычная одежда, какую я подмечал и у других жителей поместья, но шею Ольги Дмитриевны украшало ожерелье из отборного крупного жемчуга.
Помятуя о своём сумасшествии, я спокойно запустил палец себе в нос, чем вызвал раздражённый косой взгляд у Анны, а когда я вытер руку о